Генрих Боровик - Момент истины

— Больно?— спросила Катлен.

Игорь покачал головой.

Калишер приблизился к Фараджу и хрипло спросил:

— Кто поставил часовых?

— Прошу прощения, мистер Калишер,— ответил не на шутку испуганный Фарадж. Он вдруг подумал: может быть, в последний момент кто-то изменил сценарий «психологического этюда» и теперь действительно придется за что-то отвечать.— Вас искали...

— Ну и?..

— Не нашли, поэтому поручили мне.

— Вы больше не работаете в отделе прессы,— сказал Калишер,— вы можете катиться куда угодно.

— Слушаю, сэр!— Фарадж сделал шаг назад.

Прижав руки к сердцу, Калишер с выражением самого искреннего огорчения на лице повернулся к журналистам:

— Не знаю, как мне просить прощения у вас за действия этих ребят.— И снова стремительно к Фараджу: — Немедленно снять часовых! Освободить всех!

— Но это приказ министра внутренних дел,— сказал Фарадж.

— Муина?! — с горькой улыбкой воскликнул Калишер.— Ну вот — Муин! — Он обернулся к журналистам, как бы прося сочувствия.— Человек, кончивший четыре класса миссионерской школы, отдает приказ арестовать кого? Людей, которых знает весь мир! Ну, что с них взять! Таковы, к сожалению, издержки всякой революции. Прошу вас, садитесь, пожалуйста... А вы?— без паузы обратился он к Игорю, Астахову и Мэри.— С кем имею честь?

— Я управляющий,— сказал немного растерянно Астахов.— Это мой сын. Мисс Мэри... Она тоже с нами.

— Прошу прощения, у меня деловая беседа,— сказал Калишер.

Пока Астахов, Мэри и Игорь выходили из холла, Калишер присел к столу, что-то быстро написав на клочке бумаги, протянул Фараджу:— Срочно в канцелярию премьера!—И к журналистам:— Не беспокойтесь, часовые будут сняты немедленно.

Фарадж бросился было к двери, но, сделав несколько шагов, остановился:

— Премьера сейчас нет в городе, сэр.

— Тогда к министру внутренних дел, высокочтимому мистеру Муину. Быстро! Возьмите мой «джип».

Фарадж убежал в сопровождении одного из солдат.

— Уф, жара! — Калишер положил в рот таблетку и запил ее водой из бутылки, которую взял со стойки бара.— Живу одними витаминами.— И вдруг замер:— Кто это музицирует?

— Управляющий отелем.—сказала Катлен.— Он у нас музыкант...

— Музыкант?!— удивился Калишер.— Из оркестра? Это... интересно...

— А с кем мы имеем удовольствие?— перебила его Кятлев.

— Какое уж вам со мной удовольствие,— горестно махнул рукой толстяк.— Питер Калишер, советник революционного правительства по делам печати.— Он энергично замотал головой, увидев фотоаппарат:— Нет, нет сегодня я нефотогеничен.— И снова принялся извиняться:— Простите, ради бога. Так неудобно. Они не причинили вам боли?

— Нам нет. Но вот сына управляющего, который нашел в себе смелость заступиться за женщину...— начала Катлен, глянув мельком на Морра.

— Они неплохие ребята,— кивнул Калишер в сторону часовых,— но, сами понимаете, образование— не Оксфорд. Мне только час назад сказали, что группа «Совесть мира», оказывается, находится здесь. Приезжаю с передовой, и нате вам — под арестом. Как говорил один мой друг-революционер из Латинской Америки,— кретинос! Полные кретинос! Что в переводе означает то же самое. Они хотя бы сказали вам, за что?

— Ночью мы дали телеграммы, в которых сообщили о том, что видели,— ответил Кларк.

— А что вы видели?— заинтересовался Калишер.

— Мы видели американских офицеров, инструкторов. Я думало, вы знаете об этом лучше нас.

— Ах, вот в чем дело!—посерьезнел Калишер. — М-да. Тогда их можно понять, моих дикарей. Это что же — ваше общее мнение?

— Видимо, так,— ответил Кларк.

— И ваше, мадемуазель Габю?

— В темноте, как известно, все мужчины одинаковы, но это были американцы.

— И вы, мистер Mopp?

— Хотя бы уж не орали американские команды,— сказал Mopp,— выучили бы для приличия местные.

— Они так же узнаваемы, как вы, господин Калишер,— сказал Максвелл.

— А я этого не скрываю,— обаятельно улыбнулся Калишер,— по национальности я американец, по натуре — авантюрист, а по профессии — революционер. Так сказать, Че Гевара.

— Кто?! — изумился Кларк.

— Частное лицо, занимающееся революцией.— Калишер говорил абсолютно искренне и серьезно.— И все остальные здесь, в ком вы узнали американцев,— тоже частные лица, помогающие революции. И не следует принимать их за офицеров американской армии.

— А самолеты, десантные баржи?— спросил Максвелл.— Оружие, вот эти автоматы,— кивнул он на часовых,— форма? Все это тоже частное?

— В нашем мире, к сожалению, продаются свободно не только баржи или самолеты, но даже некоторые, как я слышал, журналисты,— вздохнул Калишер.

К отелю лихо подкатил «джип». Из него выскочил Фарадж.

— ...Ну вот и ваша свобода,— торжественно сказал толстяк.

Фарадж подбежал и нему, протянул записку. Калишер прочел, и брови его поползли вверх:

— Вы сказали ему, что я буду жаловаться премьеру?

— Он ответил, что это приказ премьера.

— Премьера? Тогда мы едем искать премьера!— объявил Калишер, поднимаясь с кресла.— Господа, ваш плен продлится недолго, поверьте. Как только я найду премьера...

Но Фарадж подал Калишеру еще одну записку.

— Еще одна?— удивился тот. Развернул, прочел, пожал плечами:— Нет, по-моему, он все-таки не в своем уме, а?

— Приказ,— развел руками Фарадж.

— Не знаю, не знаю... Господа, ради бога, извините меня. Оказывается, звонил премьер и просил провести среди вас, ну что-то вроде тайного голосования. Чтобы каждый мог высказать свое мнение без помех. Один на один, так сказать, со своей совестью.

— Что еще?— не понял Кларк.

Фарадж взял у солдата и протянул Калишеру небольшой металлический ящик и несколько листков бумаги.

— В лучших традициях демократии.— усмехнулся Калишер.— Тут шесть бюллетеней с текстом того заявления, которое, премьер рассчитывает, вы направите в ООН. Раздайте.

Фарадж раздал листки бумаги журналистам. Кларк начал вслух читать текст:

— «Вопреки слухам, распускаемым агентами коммунизма...»

— Ну, здесь можно будет помягче, это мы согласуем,— заверил Калишер.— Мы —журналисты.— продолжал читать Кларк,— посланные а Республику Гранатовых островов Советом Безопасности ООН, заявляем, что в восстании на острове Баланг участвует только народ этой страны. Никаких иностранных вооруженных сил здесь нет. За нескольких иностранцев, частных лиц, поддерживающих революцию, их правительства не несут ответственности».

— Ваше дело эго художественно оформить: эпитеты там, метафоры...— сказал Калишер.— Но смысл такой.

— Американец, который печатал это,— заметила Катлен, протягивая Калишеру листок,— неграмотен. Не вы ли, господин частный революционер?

Калишер быстро взглянул: