Тана Френч - Сходство [litres]

– Сэм. – Встать не получилось, хватило сил только руку ему протянуть. – Останься.

Он закусил губу. И в глаза мне так и не заглянул.

– Тебе тоже надо поспать, ты, наверное, с ног валишься. А мне вообще здесь находиться нельзя. Во Внутренних расследованиях запретили…

У меня язык не поворачивался сказать: в последнюю секунду, уверенная, что сейчас умру, я подумала о тебе. Но даже не смогла выговорить пожалуйста . Сидела на матрасе с протянутой рукой, не дыша, от души надеясь, что еще не поздно.

Сэм приложил ладонь ко рту.

– Ты вот что мне скажи… Ты возвращаешься в агенты?

– Нет. Никогда. Ни за что. Этот раз не в счет, Сэм, особый случай.

– Этот твой Мэкки сказал… – Сэм запнулся, брезгливо мотнул головой. – Сволочь он.

– Что он говорил?

– Да много чего наплел. – Сэм рухнул на диван, будто внутри у него что-то сломалось. – Мол, бывших агентов не бывает, а раз ты втянулась, значит, вернешься, никуда не денешься. И все такое. Я не… С меня и нескольких недель хватило, Кэсси. Если ты вернешься… Не смогу я так. Не выдержу.

Я даже злиться всерьез не могла, так вымоталась.

– Фрэнк лапши тебе навешал. Это он умеет. Он бы меня и в отдел к себе не взял, даже если бы я попросилась, а я не прошусь. Он не хотел, чтобы ты меня уговаривал вернуться домой, вот и все. Дескать, если ты убедишься, что я на своем месте…

– Пожалуй, так, – согласился Сэм, – да. – И опустил взгляд на кофейный столик, провел пальцем по пыльной поверхности. – Так ты, значит, остаешься в Домашнем насилии? Точно остаешься?

– Если меня после вчерашнего не уволят.

– Вчера все произошло из-за Мэкки, – сказал Сэм, и на его усталом лице промелькнул гнев. – Ты не виновата. Все, от начала до конца, на совести Мэкки. Во Внутренних расследованиях не идиоты сидят – разберутся, как и все.

– Тут не один Фрэнк виноват, – возразила я. – Я же там была, Сэм. Я не справилась, позволила Дэниэлу взяться за оружие, а потом его застрелила. Нельзя все валить на Фрэнка.

– А я ему позволил воплотить этот идиотский замысел, теперь мне всю жизнь казниться. Но он был здесь главный. Он это затеял, ему и отвечать. Пусть только попробует перевалить вину на тебя…

– Нет, – возразила я. – Он не из таких.

– А по-моему, как раз из таких, – сказал Сэм. И мотнул головой, будто стряхивая мысли о Фрэнке. – По ходу дела разберемся. Но предположим, ты права и он тебя не подставит, чтобы шкуру свою спасти, ты останешься в Насилии?

– Пока что, – ответила я, – да. А дальше… – Я не ожидала от себя этих слов, они сами сорвались с языка, но, едва произнеся их, я поняла, что они созрели у меня еще тогда, солнечным днем, рядом с Дэниэлом, в беседке из плюща. – Я скучаю по отделу убийств, Сэм. Страшно скучаю, все время. Хочу обратно.

– Понял, – сказал Сэм. Вскинул голову, перевел дух. – Да, я так и думал, ясно. Значит, будущего у нас нет.

Романы с коллегами по отделу у нас под запретом – как изящно шутит О’Келли, служебный ксерокс не для того, чтобы на нем кувыркались .

– Нет, – ответила я. – Нет, Сэм, ничего подобного. Даже если О’Келли согласится взять меня обратно, вакансии наверняка придется ждать не один год, а кто знает, что с нами будет к тому времени. Может, ты сам станешь начальником отдела. (Сэм не улыбнулся.) Если до этого дойдет, просто не будем светиться. Так ведь бывает сплошь и рядом, Сэм. Ты и сам знаешь. Барри Нортон и Элейн Лихи…

Нортон и Лихи десять лет работают в Угонах и из них восемь лет вместе живут. И делают вид, что по очереди друг друга подвозят, а все вокруг, в том числе начальство, делают вид, что ничего не знают.

Сэм тряхнул головой, как большой пес после сна.

– Совсем не о том я мечтаю, – вздохнул он. – Дай им бог счастья и все такое, но я хочу, чтобы у нас с тобой было всерьез. Может, тебя и устроило бы как у них – наверное, поэтому ты про нас молчала, чтобы себе дорогу в Убийства не закрывать. Но мне не интрижка нужна, не случайная связь, не тайный роман, где надо притворяться, будто мы… – Он полез в карман пальто, стал шарить там беспорядочно, как пьяный. – Давно уже это с собой таскаю – купил, когда мы всего две недели встречались. Помнишь, мы гуляли тогда на мысу Хоут? В воскресенье?

Я вспомнила. Прохладный серый день, мелкий дождичек, вольный запах моря, губы Сэма отдавали морской солью. Весь день мы карабкались с утеса на утес, обедали на лавочке жареной рыбой, ноги у меня гудели, и впервые после операции “Весталка” я себя чувствовала по-человечески.

– А на другой день я его купил. В обед.

Он нашел то, что искал, и выложил на кофейный столик. Синяя бархатная коробочка с кольцом.

– Ох, Сэм! – выдохнула я. – Ох, Сэм!

– Я серьезно, – сказал Сэм. – Ну, насчет тебя, насчет нас. Для меня все было всерьез.

– И для меня было всерьез, – ответила я. Вспомнилась наблюдательная комната, его взгляд. Было . – С самого начала. Просто я… потерялась на время. Прости меня, Сэм. Все, что я могла испортить, я испортила, прости меня.

– Да ради бога, я же тебя люблю! Когда ты отправилась на задание, я чуть не спятил, и даже пожаловаться было некому, потому что никто не знал. Я не могу…

Он умолк, стал тереть глаза. Я знала – наверняка есть вежливый способ спросить его об этом, но в глазах рябило, мысли путались. Худшего времени для этого разговора и представить было нельзя.

– Сэм, – сказала я, – я сегодня убила человека. Или вчера, какая разница. Мозг отказывается работать. Объясни мне на пальцах: ты меня бросаешь или предложение делаешь?

Я знала наперед, что он скажет. Скорей бы с этим развязаться, попрощаться, вылакать остатки бренди и уснуть без задних ног.

Сэм смотрел на коробочку с кольцом озадаченно, будто и сам не знал, откуда она тут взялась.

– Боже… – выдохнул он. – Я не… Я не так все представлял. Ужин в хорошем ресторане, с видом. И шампанское. Но теперь – раз уж…

Он взял со стола коробочку, открыл. Я не понимала, что происходит, поняла лишь, что меня не бросают, и сама не ожидала, что будет так радостно и так больно. Сэм слез с дивана и неуклюже опустился передо мной на одно колено.

– Ну… – Он протянул мне коробочку. Лицо у него было белое, глаза большие, испуганные; казалось, он потрясен не меньше, чем я. – Выйдешь за меня?

Меня вдруг разобрал смех – не над ним, а над немыслимым безумием этого дня. Я испугалась, что если дам себе волю, то уже не остановлюсь.

– Знаю, – Сэм сглотнул, – знаю, это значит, что ты уже не сможешь вернуться в Убийства, только по особому разрешению, и…

– А особого отношения ни тебе ни мне в ближайшем будущем не видать, – подхватила я.

И услышала голос Дэниэла – будто черная птица задела меня крылом по лицу или ночным ветром повеяло с гор: Бог сказал: бери что хочешь и за все плати.