Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

Теперь было шесть часов утра, и Аско больше всего хотелось послать все к черту. Он не знал, что ему следовало сделать, чтобы со всем покончить, остаться одному и выкинуть из головы всех этих мудрецов и Корону, взломанные квартиры и службу в полиции. И перестать думать об отце. В нем нарастало болезненное желание забыть все, что было после того, как он следил за солнечными зайчиками в старом доме на даче. Стереть все начисто. Уснуть. Или одеться, взять сумку и уйти. Его совершенно не беспокоило, что Мянтю останется досыпать у него на диване. Ему было наплевать даже на то, что дверь квартиры останется открытой.

Аско стоял посреди гостиной и смотрел на свою комнату. Слева, в свете солнца, переливались занавески, перед ним, склонив голову, сидела вчерашняя гостья, позади висела темная картина. Рядом с диваном стоял книжный стеллаж, содержимое которого своей разобщенностью вызвало бы презрение у профессора Мянтю, если бы она взяла на себя труд с ним ознакомиться: Аско ни во что не погружался глубоко, перескакивая в своем чтении с одной темы на другую. Его знания были обширными, но поверхностными — паутина, в которой на мгновение застревали и бились самые разные темы, но вскоре от них ничего не оставалось. Бывало, он увлеченно что-нибудь искал, но затем, кратко исследовав предмет, приходил к выводу, что тот не дает ответа на поставленный вопрос, и бросал его. Возможно, он поступал неправильно, и это просто малодушие и нетерпение? Может быть, для того чтобы найти ответы, нужно долго, систематично и упорно работать? В таком случае он все время искал не там — думал, что грызет орех, а на самом деле это была пустая скорлупа, от которой никакого толку. Впрочем, он вынужден был признаться себе, что в последнее время вообще ничего не читал.

Аско почувствовал откуда-то прилив сил. Их было немного, но все-таки достаточно для того, чтобы он больше не собирался ни от чего бежать.

— У вас специально на стенах именно семь картин? — спросила Мянтю.

Аско обвел взглядом стены. Он никогда не пересчитывал висевшие на них полотна.

— Это особое число. Я неравнодушна к нему, потому что оно имеет отношение к тем исследованиям, которыми я сейчас занимаюсь.

— Вот как? И что же вы изучаете?

— Вы слышали о повторах слов в Пятикнижии Моисея?

Констебль отрицательно помотал головой. Он чувствовал себя совершенно невыспавшимся, но все-таки отдохнувшим.

— Неудивительно, поскольку это не очень известная тема. Именно поэтому она меня и заинтересовала. Видите ли, любой текст отражает как внешние обстоятельства, так и внутренние, то есть его части должны быть связаны между собой. В случае Пятикнижия Моисея внешние обстоятельства трудно проверить с достаточной точностью, поскольку этот труд был создан очень давно. Бытующий сегодня взгляд на происхождение текста опирается в основном именно на внутренние противоречия. По этой теории, Пятикнижие возникло в результате объединения нескольких древних текстов, то есть сохранившихся преданий, или, скорее, их фрагментов, объединенных в одно большое целое. Если следовать этой гипотезе, то даже некоторые соседние абзацы оказываются результатом труда разных авторов, поскольку отсылают к одним и тем же событиям или значениям, но описывают их разными словами. Находятся исследователи, которые убеждены в том, что одни разделы написаны женщиной, а другие — мужчиной.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Я к нему подхожу. Эта гипотеза очень интересна, но не безупречна. Ее основной недостаток заключается в том, что никакие оригинальные предания или тексты целиком так и не были обнаружены. Это само по себе неудивительно, поскольку вообще найдено всего несколько письменных документов того времени. Мое исследование бросает вызов господствующей гипотезе: я подошла к проблеме своими собственными средствами, изучая книгу изнутри. В академических исследованиях до последнего времени почти не замечали одну особенность, а именно — повторение слов в Книгах Моисея. Имеется в виду, что многие важные слова — точнее, корни слов — повторяются внутри определенного раздела или объединенного содержанием фрагмента семь раз или кратное семи количество раз. Определенный корень слова может в протяженном фрагменте текста повторяться, например, сорок девять раз, но при этом в отдельных частях этого текста — семь или четырнадцать раз. Это лучше всего видно при изучении исходного текста на иврите, поскольку один и тот же корень слова может обозначать разные, отличные друг от друга вещи. Поэтому конструкция легко разрушается при переводе. Во всяком случае, в Первой Книге Моисея эти повторы очень обширны. Множество важнейших слов там наслаивается друг на друга и с разной частотой, но тем не менее сохраняется кратность семи. Этот принцип может даже диктовать то, какое слово должно быть употреблено в конкретном месте, чтобы произошло нужное повторение. Самое главное, что подобный прием связывает текст в единое целое и призван сгладить границы между отдельными первоисточниками.

— То есть этот прием использовали древние составители Пятикнижия с целью замаскировать границы между исходными фрагментами для того, чтобы конечное произведение внушало больше доверия? — спросил Аско.

— Это один из вариантов, но если он соответствует действительности, то почему же эти повторения трудно заметить, если не искать их специально? Другими словами, почему те, кто соединял тексты в единое целое, использовали этот крайне сложный способ для устранения границ между ними, но при этом оставили различия в словоупотреблении, которые настолько бросаются в глаза, что их может заметить кто угодно и на них держится основная гипотеза происхождения этого произведения?

Мянтю скользнула взглядом по картинам в комнате, словно в поисках подкрепления своей мысли.

— Вот именно это я и исследую. Когда повтор слов был внесен в текст? Тут есть два варианта: либо эти конструкции добавлены позднее, то есть, вероятно, на этапе соединения отдельных преданий, либо они присутствовали там с самого начала. Если я не найду свидетельств, подтверждающих первый вариант, — то есть если, например, содержание вообще не страдает от обязательного повторения слов, — тогда можно предположить, что в тексте никогда не было границ между различными источниками. Если помимо этого я нашла бы какое-то свидетельство того времени, подтверждающее, что текст уже тогда составлял единое целое, а не состоял из отдельных стихотворных преданий…

В комнате повисла тишина. Казалось, Мянтю задумалась о чем-то другом. Затем ее лицо посерьезнело, и она посмотрела на Аско:

— Если моя догадка о том, что вы разыскиваете, верна, то почему вы скрываете это от меня?