Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

Клугман открыл дверь, но не сразу зашел внутрь.

— Даниэль.

— Да?

— Твой поступок все еще мучает тебя?

Даниэль склонил голову.

— Не переживай. Ты сделал тшува, раскаялся. Ты совершил этот поступок в трудной ситуации, в то время и в том месте, где души людей оставляют их. И помни: прошлое определяет будущее. Предоставь воспоминаниям быть неустанным учителем и первоисточником блага.

На следующий день ранним утром после бессонной ночи Даниэль отправился в отдел на Албертинкату. Он надеялся застать Маркканена, которому два года назад сдал пистолет. Сейчас ему хотелось бы получить свое оружие обратно. Предчувствие Клугмана не давало ему покоя. Вправе ли он оставаться безоружным, когда в этом деле уже есть один труп? В наше время не существует всесильных Самсонов.

Даниэль дернул за ручку двери, но она была заперта. Ему не вернули ключи от этого офиса, здесь у него не было даже своего кабинета. Даниэль нажал кнопку переговорного устройства, однако ответа не последовало. Он набрал номер Маркканена — тот же результат. Наконец Даниэль сообразил, что пришел в управление в воскресенье и на работе никого нет. Такое случалось и раньше: по еврейскому календарю неделя начиналась сразу после шабата, а отдохнувший Даниэль был полон сил и забывал, что другие только что закончили свою рабочую неделю.

Тогда Даниэль решил пойти к Аско. Он хотел поговорить о женщине, которую они встретили ночью в синагоге и о которой говорил Клугман. Кроме того, он не успел рассказать Аско о сыновьях Иакова, именами которых были подписаны места в синагоге на обратной стороне старого документа. О значении этого открытия у него появилось время подумать только сейчас.

После ухода Мянтю Аско снова закрыл дверь при помощи газет и веревки. Он наконец остался один, но вскоре в дверь снова постучали. Для начала он нашел пистолет, но потом сообразил, что если к нему пришли со злыми намерениями, то вряд ли стали бы колотить в дверь. Аско отворил. На площадке стоял Даниэль. Аско впустил его в квартиру.

— Я сегодня практически глаз не сомкнул, — пожаловался Аско напарнику.

— Мне тут подумалось, что надо бы поговорить, — ответил на это Даниэль. — Случайно повстречал одного человека, когда возвращался из синагоги. Похоже, эта женщина, которая вчера убегала от нас, имеет какое-то отношение к делу. Кстати, ты не забыл, что сегодня похороны убитого на Луотсикату? Где, если не там, искать ниточки, ведущие к его возможным компаньонам.

Войдя в комнату, Яновски не смог скрыть своего удивления.

— Ты спал на диване? — спросил он.

— Не я, Элина Мянтю. Вернее, она так и не смогла уснуть.

— Кто?

— Та женщина, за которой мы гонялись прошлой ночью.

— Ты пригласил ее к себе на ночь?

— Она сама попросилась.

Даниэль остановился как вкопанный и помотал головой.

— О чем ты вообще думаешь? — спросил он с трудно сдерживаемым раздражением. — Эта женщина очутилась в синагоге без всякого на то разрешения. Она могла там оказаться неизвестно с какой целью, и ты сразу объявляешь ее невиновной просто на основании ее слов, да еще и приводишь к себе домой!

Аско повалился на диван и раскинул руки.

— Она не доставила никаких неудобств.

— Вы, похоже, и вина выпили.

На столе гостиной стояли два бокала. Аско смутился:

— Даме было некуда идти. Она и здесь не смогла уснуть. Вот и все.

Даниэль хмыкнул:

— Я ведь еще не успел рассказать, что произошло после того, как мы расстались. Я встретил своего старого друга. И он сообщил мне, что однажды видел Элину Мянтю в обществе Симона Мейера, который проводил ей экскурсию по синагоге. Но и это еще не все. Мейер приходил к моему другу — это очень ученый человек, мой учитель — и расспрашивал про Корону и мудрецов.

— Серьезно? — Аско был поражен и раздосадован. — Мейер знает, что не вправе об этом говорить. И для чего он притащил Мянтю в синагогу? Возможно, она ему зачем-то там понадобилась.

— Ну, можно повернуть дело и так, если хочешь, — саркастически заметил Даниэль. Он взглянул на часы и напомнил, что им пора идти, чтобы поспеть на похороны убитого хасида.

На еврейском кладбище еще не рассеялся утренний туман. Рабочий, одетый в комбинезон, стоял, опираясь на лопату, в конце нового участка. Рядом с ним были пустая яма и куча светло-коричневого песка, смешанного с землей. Даниэль и Аско прошли через железные ворота и проследовали в скромную капеллу. Народу было немного, всех их Даниэль знал по общине. Проводы даже незнакомого покойника считаются благим делом, для которого необходимо присутствие не менее десяти мужчин. Возможных товарищей убитого не было видно. Был среди присутствующих и Клугман, при виде которого Даниэль испытал облегчение: он волновался за здоровье учителя после событий минувшей ночи. Еще Даниэль заметил сидящую у стены женщину в черном, которую он не знал. На вид ей было около пятидесяти.

Покойного похоронили с соблюдением традиций, но скромно. После того как опустили гроб, провожающие поочередно брали в руки лопату и кидали землю в могилу. Женщина стояла на коленях на краю ямы и, плача, смотрела на деревянный гроб, пока он полностью не скрылся.

По окончании церемонии Даниэль и Аско подошли к женщине и выразили ей свои соболезнования.

— Вы знали моего сына? — спросила она по-английски.

— Нет, но мы ведем расследование дела, к которому может иметь отношение его смерть. Когда мы могли бы поговорить? — стараясь проявить деликатность, спросил Даниэль.

— Прямо сейчас. Чем быстрее его убийца понесет наказание, тем лучше.

— Вы можете сказать, зачем он сюда приехал?

— К сожалению, последние два года я мало общалась с ним. Нет, он приезжал и заботился обо мне, но почти не посвящал меня в свои дела. Во всяком случае, я знаю, что он много путешествовал, и мне казалось, это довольно странно для студента ешивы [13] Ешива ( ивр. ) — высшее религиозное учебное заведение, предназначенное для изучения Талмуда. . Но знаете, он был просто золотым сыном. Моим единственным сыном. Он никогда не ввязался бы ни во что плохое. Вы понимаете, что я имею в виду. Он был эрлихер ид [14] Эрлихер ид ( идиш ) — верующий еврей. .

— Сколько ему было лет?

— Всего двадцать четыре. Вы можете себе представить?

— Где он учился?

— В ешиве, религиозной школе. Через год он должен был стать раввином, так он мне говорил. Если, конечно, его поездки не сказались бы на продолжении учебы. Он был прекрасным парнем, хасидом, как и его отец, да покоятся они оба в мире.

— Хасидом?

— Карлин-столинским хасидом. Его бабушка с дедушкой — родители моего мужа — были из тех немногих, кому удалось бежать из Европы и спастись. Не понимаю, зачем ему понадобилось возвращаться сюда, здесь не место евреям.