Кэролайн Грэм - Смерть под маской

— Но здесь ведь уже есть один учитель, — сказал Гай, изо всех сил стараясь сохранить серьезное лицо. — Может, просто спросим его?

Реакция Мэй его удивила. Она показалась взволнованной, и ритм ее величественной походки на мгновение сбился.

— Я не могу. Он… он устал. Ему нездоровится.

— Моя дочь не упоминала об этом.

— В самом деле? — Мэй остановилась у резной двери, постучала и стала ждать. Затем, получив ответ, который Гай не расслышал, открыла дверь и сказала: — Мистер Гэмлин здесь, Учитель, — и впустила его.

Гаю сначала показалось, будто он в огромной комнате, но он сразу понял, что это от того, что она просто почти пустая. Некое подобие японского интерьера, тусклого и аскетичного. На полу лежали две подушки, у окна ширма — деревянная рама, на которой натянут шелк, окрашенный в радужные цвета.

Человек непринужденно встал с одной из подушек и пошел ему навстречу. Гай настолько пристально смотрел в его глаза, что сначала даже не увидел какие-либо другие детали его внешности. Как только он все разглядел, то сразу же расслабился. Длинные белые волосы, голубой балахон, сандалии — все для достижения эффекта Просветленного. Ни дать ни взять Повелитель Вселенной. Гай крепко пожал ему руку и улыбнулся.

Приглашенный сесть, он с трудом опустился на подушку, оперся на руки и вытянул ноги вперед. Ему было неудобно, но он оценил стратегию. У Крейги наверняка была нормальная мебель (в такой пустой раковине жить невозможно), но он намеренно сделал ее такой, чтобы занимать преимущественное положение по сравнению с посетителем. Обычный фокус: пусть видят, кто здесь главный. «Но со мной это не пройдет, Крейги», — Гай посмотрел на него с вызовом, мол, посмотрим, кто кого.

Крейги слегка улыбнулся в ответ, но ничего не сказал.

Молчание затягивалось. Вначале Гай весь кипел — его разум, как всегда, яростно просчитывал все ходы сражения с воображаемым противником и его полный разгром, но уходили секунды, а затем и минуты, и его бурлящее раздражение начало ослабевать, а затем и вовсе утихло. Он все еще мог слышать свой внутренний голос, но уже с трудом, будто звуки битвы из-за дальних холмов.

Молчания Гай не любил. Ему нравилось то, что он называл «чуток жизни», подразумевая чуток шума. Но сейчас тишина на него действовала странно. Он будто укрылся в ней, как в широких, утешающих объятиях. Ему хотелось все забыть. И просто расслабиться. Ему казалось, будто тяжкий груз спал с его плеч. Он чувствовал, что должен прокомментировать это необыкновенное состояние, но понял, что словами это передать невозможно, поэтому просто продолжал сидеть, объятый молчанием. Ни в чем не было никакой спешки, и он больше не чувствовал себя неуютно.

Комната была наполнена светом заходящего солнца, и полоска из шелка вдруг словно вспыхнула. Гай уставился на нее, а пылающие цвета разгорались все ярче — они светились до такой степени, что походили на нечто живое, пульсирующие энергией. Он поймал себя на мысли, что невозможно оторвать глаз от этих светящихся переливов, и начал задаваться вопросом, а не под гипнозом ли он. И тогда человек заговорил.

— Я рад, что вы смогли приехать и посетить нас.

Гай очнулся и попытался собраться с мыслями. Это было нелегко.

— Это я вас благодарю. За вашу доброту к моей дочери.

— Она восхитительная девушка. Мы все очень любим Сугами.

— Я был очень обеспокоен, когда она исчезла. — Правило первое: «Никогда не признавать свою слабость». — Не то чтобы мы были очень близки. — Правило второе: «Не признавай своих ошибок».

«Что со мной случилось? Это же противник. Человек, который заменил Сильвии отца. — Гай изо всех сил старался вернуть чувство ревности и мести. Без них он ощущал себя будто голым. Он вглядывался в ясные голубые глаза, бесстрастное лицо. Впалые щеки. Тонкий заострившийся нос старика. — Так. Надо сосредоточиться на этом. Он дряхлый. Одной ногой в могиле. Но какова челюсть?! Челюсть солдата на лице монаха. Это как?» — Гай был в полном недоумении.

— Даже в самых сплоченных семьях молодые люди должны когда-то уйти. Это всегда болезненно.

Было что-то в Крейги, может быть полная его сосредоточенность на словах собеседника, что требовало ответа. Гай сказал:

— Болезненно — это еще мягко сказано.

— Эти раны могут быть излечены.

— Вы так думаете? Считаете, это возможно?

Сцепив руки, Гай подался вперед всем телом. И начал говорить. Потоки горьких воспоминаний лились из его уст. Реки сожаления. Море самооправдания. Он все говорил и говорил, и казалось, этому не будет конца. Гай слушал себя с невыразимым отвращением. Какой-то отвратительный черный понос. Его словно прорвало! Как будто он давно ждал, чтобы выплеснуть это из себя.

Когда наконец все закончилось, он был абсолютно обессилен. Гай посмотрел на Крейги, который сидел, опустив голову. Он пытался по выражению его лица понять, что думает о нем этот человек. Ему показалось, что на лице Крейги застыла сочувственная отчужденность, но так просто не могло быть. Тем более одновременно. Либо одно, либо другое. Гай просидел молча еще какое-то время, пока ему не показалось, что он уже слишком долго ждет ответа. Он изо всех сил напрягал свой ум и затем добавил в свое оправдание:

— Я дал ей всё.

Иэн Крейги сочувственно кивнул.

— Это понятно. Но, разумеется, недостаточно.

— Невозможно купить любовь, имеете в виду? Это уж точно. В противном случае не было бы так много одиноких миллионеров.

— Я имею в виду, что в конечном счете материальные вещи не могут принести удовлетворения, господин Гэмлин. В них нет жизни, если вы понимаете, о чем я.

Гай не понимал. Конечно же, вещи, приобретения существуют для того, чтобы ими пользовались, и все это видели. Как же еще люди могут понять, кто ты есть? И конечно, для начала существует необходимость в крове, еде и одежде. Он и высказался в этом духе.

— Так-то оно так. Но есть четвертая большая потребность, которую мы по непониманию игнорируем. И это потребность в опьянении. — Крейги улыбнулся, объясняя Гаю значение слова в данном контексте. — Я имею в виду эмоциональный и духовный подъем. Иногда мы находим его в играх. Слышим его в музыке…

— Я понял. — Гай вспомнил наполненные людьми городские ульи. Жесткие уроки возмужания. Прокуренные комнаты общежитий, ежеминутное ожидание удара в спину. Это опьяняло более чем. — Но я не вижу, как здесь… — и Гай раскинул руки, — что-то может опьянять.

— Здесь мы предаемся молитвам. И стремимся к добру.

Тревожный намек на иронию. Гай не любил иронию, рассматривая ее в качестве оружия, необходимого только наглому слабаку.

— Вы говорите так, будто не относитесь к этому всерьез.

— Я отношусь серьезно. Но люди нет. По крайней мере, я таких встречал мало.