Кэролайн Грэм - Смерть под маской

На полу, между шестью дальними подушками и на расстоянии около десяти футов от помоста, было расстелено покрывало с орнаментом. Мэй легла на него с выражением серьезности на лице и скрестила руки на груди. Потом, буквально через несколько секунд, она снова села.

— Честно говоря, в прошлый раз на галере мне было прохладно. Пожалуй, мне не помешает набросить свою пелерину. Она в моей сумке.

Кристофер, стоявший на платформе, нагнулся.

Сугами остановила его:

— Это моя.

— Да, точно. Извини.

— Моя у двери, — сказала Мэй.

Кристофер подобрал сумку и понес к ней, открывая ее на ходу и вытаскивая кремовую плиссированную накидку.

— Так лучше? — Он обернул ее вокруг плеч Мэй.

— Превосходно! — сказала Мэй и завязала тесемки. Затем снова легла, закрыв свои потемневшие глаза, и начала глубоко дышать.

Учитель попросил Арно убрать лишний свет, и он заторопился к выключателю, на какое-то время отвлекшись от волшебной картины, которую являла собой его возлюбленная.

— Может, я побуду рядом, Мэй? — спросил Кристофер, присев у ее левого плеча. — Буду держать тебя за руку на случай, если что-то пойдет не так.

— Если хочешь, но все будет в порядке. Я всегда благополучно возвращаюсь.

После того как свет погас, все стало выглядеть совсем иначе. В темноте неподвижные силуэты обезличились. Они выглядели таинственно, их очертания были размыты, словно у статуй в саду в сумерках. Дыхание Мэй стало лучше слышно; глубокие ритмичные вздохи с все более и более длинными паузами между каждым выдохом.

Когда Учитель поинтересовался, готова ли она, Мэй звонко ответила:

— Я готова.

Затем ей было велено сосредоточиться на самом центре своего естества, и, после нескольких еще более медленных и более глубоких вдохов, она прижала одну из своих ладоней к животу.

— Что ты видишь в центре себя?

— Вижу мяч… золотой шар.

— Можешь направить его в ноги? Правильно… и вытолкнуть через пятки… вот так — выталкивай его…

Мэй что-то проворчала.

— Теперь верни его и направь к голове…

Мэй раскачивала свой центр туда-сюда, с каждым разом все дальше, пока он не вырос из маленького мяча в большой мерцающий золотой шар, отталкивающийся от стен, словно гигантский воздушный шар с гелием. Затем, освобожденный, он стал свободно парить. Мэй коротко взглянула вниз и увидела трубы на покрытой мхом крыше Поместья, а затем унеслась. За холмы, за облака и еще дальше.

— Где ты сейчас, Мэй?

На самом деле, где? Под ней все быстро менялось. Местность стала пустынной и дикой. Леса и тьма кустарников. Вдали обозначились круги палаток за высокой каменной стеной.

— Скажи нам, что ты видишь?

Она стала снижаться, и палатки росли на глазах. Одна из них была просто роскошной. Больше, чем все остальные, и с развивающимися знаменами, в пурпуре и золоте. На знаменах был изображен взлетающий орел.

— Что находится внутри?

Внутри палатки воняло кипящим жиром, разлитым вином и едким дымом от факелов. Там творилось что-то невероятное. Мужчины орали друг на друга, смеялись, кричали. Собаки рычали, дрались за кости. Где-то посередине стоял бард. Он аккомпанировал себе на маленьком барабане и изо всех сил старался, чтобы его услышали.

От вонючего воздуха ее — слугу, пробующего блюда перед их подачей вождю, — чуть не стошнило. Он отправил в рот кусок медвежьего мяса, пожевал, с трудом проглотил, а затем положил остатки на металлическое блюдо. Только что открыли новый бурдюк с вином, и он сделал несколько глотков. Раб вождя, негритянский мальчишка, взял блюдо и бокал и поставил их к остальным, что остывали на каменной плите. Вождь никогда не ел горячую пищу (не все яды быстродействующие, должно пройти время). И был пока еще жив.

Он только что покончил с бараньими почками. Отрыгнул, издал непристойный звук, вытер жирные пальцы об пышные волосы мальчика-негра и залил в себя еще вина. По всем правилам этикета он полулежал, опираясь на правый локоть. Его грубая туника задралась, и все могли видеть его блестящие, как дикий каштан, штаны из шкуры его любимого жеребца.

Следующим блюдом были грибы. Пробователь ненавидел грибы. Хорошо известно, что некоторые виды грибов смертельны, и хотя эти все-таки были тщательно отобраны (благодаря его самоотверженным предшественникам), один-другой мог проскользнуть. В таком случае повар и пробователь наверняка лишатся жизни. Но вождь любил грибы, полагая, что они делают его неутомимым в любовных утехах и непобедимым в бою.

Грибы варились в небольшом бронзовом котелке на подставке с четырьмя ножками, и жидкость была неприятно яркого цвета. Пробователь положил себе в рот полную ложку фиолетовой жидкости с грибами и тут же стал задыхаться. Мышцы его горла онемели, угольно-черный язык высунулся, глаза вылезли из орбит. Он упал, задев при этом котелок, который опрокинулся ему на руки и остывающую пищу.

В последний миг он успел заметить испуганные лица и мечущихся рабов, а потом паралич пополз вниз, достиг груди, и пламя его жизни угасло.

— Мэй… Мэй… — Арно слегка запинался от ужаса, услышав звуки удушья.

Он первый бросился к Мэй с помоста. Остальные столпились вокруг. Даже Фелисити с видом скорее озадаченным, нежели встревоженным, подошла поближе и уставилась на тело, корчившееся на пестром одеяле.

— Сделайте что-нибудь! — воскликнул Арно, стоя на коленях рядом с Мэй. — Кто-нибудь… сделайте что-нибудь…

Он выхватил руку Мэй у Кристофера и начал растирать ее сам.

— Сделай ей искусственное дыхание.

— Она же не тонет.

— Откуда ты знаешь, что она не тонет?

— Может, нужно ослабить пояс?

— Посмотрите на ее лицо!

— Уберите подушку. Положите ее ровно.

— Она и так почти не дышит.

— Кен прав. Ей станет еще хуже.

— Нужен репейник.

— Думаю, что репейника здесь уже более чем достаточно.

— Не особо уместное замечание в данный момент, мистер Гэмлин.

— Прошу прощения.

— Если вы не заметили, у нас тут чрезвычайный случай.

— Я сожалею, понятно?

Мэй раздвинула губы и издала жуткий булькающий звук.

— Что бы она сказала, если бы могла говорить?

— Нужно представить себе цвет в соответствии с космическим законом.

— Точно. Какой сегодня день?

— Пятница.

— Значит — фиолетовый. — Хизер наклонилась ближе и крикнула: — Мэй, ты меня слышишь? Подумай о фиолетовом.

Мэй сильно трясла головой и, изо всех сил стараясь заговорить, наконец-то произнесла:

— Гр… гр…

— Что она имеет в виду — «гр», «гр»?

Озадаченное молчание, затем Арно крикнул:

— Собаки! Так рычат собаки. Мэй в Антарктиде. — Он стянул с себя свитер. — Вот почему она дрожит. Она замерзла. Быстрее…

Все кинулись снимать с себя что-то. Фелисити предложила блестящий, как ракушка, шарф. Всем этим укутали Мэй, и наконец что-то начало меняться. Она перестала давиться, бульканье прекратилось, хрипота ее дыхания смягчилась и почти пропала, ее грудь поднималась и опускалась спокойно и размеренно.