Кэролайн Грэм - Смерть под маской

Голос Арно упал до шепота, и Барнаби вынужден был наклониться вперед, чтобы лучше слышать.

— И деньги. Они запихнули ему туда пятифунтовую банкноту. Это было… жуткое зрелище.

Голос Арно оборвался. Он отвернулся и отер платком глаза. Барнаби переполняло чувство жалости, и даже циник Трой не удержался, чтобы не сказать про себя: «До чего же скверная штука эта жизнь!»

Арно извинился и продолжал свой рассказ:

— Ему было больно, и он не понимал, что произошло. Никогда не забуду его взгляда. Как у израненного ребенка… или у зверька, попавшего в капкан. При виде меня он стал громко кричать. Я пытался оказать ему помощь, но он вцепился в унитаз обеими руками, и я не знал, что делать. Побежал на стоянку, рассказал все Учителю. Он пошел со мной. Тим к тому времени защелкнул дверь. Учитель беседовал с ним из-за двери почти целый час, не обращая внимания на подозрительные взгляды заходивших в туалет мужчин. Вы, инспектор, никогда не слышали, как Учитель умел говорить. У него был совершенно удивительный голос. Не просто мелодичный, но полный надежды, в его голосе была доброта и обещание счастья… И к тому же огромная сила убеждения. Ему верили. В конце концов Тим отпер дверь. Учитель утешал его, гладил по голове… Через некоторое время мы помогли мальчику одеться, усадили в машину и привезли сюда. Мэй уложила его в постель. Мы стали о нем заботиться, и делаем всё, что в наших силах, и теперь.

Арно помолчал.

— Разумеется, нам пришлось связаться с социальными службами. Нас досконально проверяли на благонадежность, что, по сути, выглядело довольно забавно, если учесть, как до этого пренебрегали своими обязанностями они сами. Они быстренько выписали его из больницы, запихнули в маленькую комнатенку и навещали в лучшем случае раз в неделю. Мы забрали к себе его документы на пособие, его медицинскую книжку, и они успокоились. Вероятно, помогло то, что мы вроде как представляем собой религиозное сообщество. Нам сказали, что нас регулярно будут проверять, но за все время никто к нам не заявлялся. Думаю, они были рады сбыть его с рук.

Арно остановился и выжидающе взглянул на Барнаби, явно полагая, что тот откажется от допроса. Увидев, что это не так, он сказал:

— Ну что ж, давайте войдем.

Комната была почти погружена во мрак. Только солнечные зайчики, проникавшие сквозь щели в задвинутых бархатных шторах, маленькими пятнышками подрагивали на подоконнике. Арно всего чуть-чуть раздвинул шторы, но и этого оказалось достаточным, чтобы живой комок под одеялом скрутился еще сильнее и задрожал. Воздух был спертый и удушающе жаркий, и Барнаби сразу же захотелось распахнуть окна.

Арно приблизился к постели, ласково выкликая: «Ти-им! Ти-им!», и отвернул одеяло. На подушке блеснула копна золотых кудрей, и глаза Тима механически раскрылись, как у игрушечной куклы. Барнаби услышал за своей спиной сдавленное, восхищенное восклицание, да и он сам не остался равнодушным. Лицо юноши, даже обезображенное слезами и горем, было удивительно красивым.

— Тим? Слышишь, Тим? Господин Барнаби хочет с тобой немного поговорить. Все хорошо, Тим, не волнуйся!

Юноша уже собирался снова нырнуть под одеяло, отчаянно тряся головой. На белом как мрамор виске, словно тонкий червячок, пульсировала жилка.

— Я буду рядом, — добавил Арно.

Барнаби неторопливо взял стул, чтобы не нависать над Тимом, а быть с ним на равных, и поставил его с другой от Арно стороны. Он кивнул Трою, и тот отошел в дальний конец комнаты и приготовился записывать, явно не ожидая от этого допроса особых результатов.

— Тим, — начал Барнаби, — я понимаю, что сейчас тебе очень нелегко, но уверен, ты очень хотел бы нам помочь.

Барнаби ворковал, словно голубь. Никто в их участке никогда бы не поверил, что он на это способен, но Тим все равно схватил Арно за руку в состоянии крайнего испуга. Накануне Арно говорил, что это его обычное состояние, но инспектору показалось, что, несмотря на все его предосторожности, страх мальчика с каждой минутой нарастал. Глаза его потемнели, и пульсирующая вена на виске проступила еще явственнее. Барнаби досчитал до пяти и продолжил:

— Ты понимаешь, что произошло, Тим? Я хочу тебя спросить, ты понимаешь, что кто-то погиб?

Долгая пауза. Затем страдальческое лицо на мутно белеющей подушке повернулось к Барнаби. Щеки мокры от слез; яркие синие глаза встретились с глазами Барнаби, убежали в сторону, вернулись. Это повторилось несколько раз. Наконец мальчик перестал отводить взгляд и вроде был готов заговорить:

— Скл… Спр-ить.

— Спросить? Кого спросить, Тим?

— ай-ей…

Набор бессмысленных звуков, но Барнаби не совершил ошибки, он не стал наклоняться ближе к его лицу. Выхватив, как ему показалось, местоимение женского рода, он повторил:

— Спросить, говоришь? Кого спросить? Мэй? Или Сугами?

— Не-нее. — Юноша яростно затряс головой, и нимб из золотых волос заколыхался и засверкал. — Слу-сть. Слу-сть.

— Ты хочешь сказать, случайность?

— Нет, инспектор, он всего лишь…

Арно замолчал, потому что мальчик явно пытался повторить слово, произнесенное Барнаби:

— Счу-сть… Счу-сть… Счу-сть…

Он спотыкался и начинал снова, переходя на фальцет и все время ускоряя темп, до тех пор пока произносимое вообще не перестало быть похожим на человеческую речь. Его тело под одеялом закаменело, а глаза дико вращались. Арно бросил на Барнаби взгляд, полный ярости, которую трудно было заподозрить в таком покладистом и деликатном человеке. Он стал гладить мальчика по голове с видом собственника, словно хотел сказать: «Посмотрите, что вы натворили своими вопросами».

Барнаби упрямо просидел у постели Тима еще минут тридцать, хотя подозревал, что ничего связного уже не услышит. Хотя мальчик скоро затих, скользнув в защитное состояние полудремоты, Арно по-прежнему негодовал. Силу его негодования Барнаби ощущал даже на расстоянии.

Но Барнаби не чувствовал за собой никакой вины. Он имел полное право допросить Тима и постарался сделать это со всей возможной деликатностью. Сам факт, что мальчик находится в невменяемом состоянии, еще не значит, что он не мог заметить что-то важное. Правда, Барнаби до сей поры не подозревал, насколько юноша не в себе. И все же…

И вдруг он поймал взгляд Троя. Тот моментально сделал непроницаемое лицо и прикрыл глаза веками, но опоздал: инспектор успел прочесть в его взгляде нетерпение и насмешку, что означало, как догадался Барнаби, что-то вроде: «Это все пустая трата времени».

Пожалуй, он сам с этим не согласился бы. Вряд ли можно было назвать несущественным тот факт, что Тим, находившийся к Учителю ближе, чем кто-либо еще, счел его смерть несчастным случаем. И что-то подсказывало Барнаби, что поведение Арно свидетельствовало о наличии у него более сильных чувств по отношению к Тиму, чем простое желание покровительствовать.