Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

— Выбросили в окно?

— Именно. А при таком дожде и ветре она уже, вероятно, на полпути к Аксбриджу. Но нам еще может повезти. Она могла где-нибудь застрять. Посмотрим утром. Для одного вечера пока достаточно.

Когда они проходили через пустынный зрительный зал, Трой спросил:

— Почему вы оставили его напоследок, сэр? Этого толстого старикашку.

— Мне не нравится, как он разговаривает с людьми. — И в ответ на по-прежнему вопросительный взгляд Троя добавил: — Он думает, будто все должны выполнять его приказания. Люди для него ничто, он не испытывает к ним никакой благодарности и обращается с ними, как с грязью. Я подумал, что ему не повредит разок дождаться конца очереди.

— Думаете, это послужит ему на пользу?

— Нет. Все слишком запущено.

— По-моему, он малость сумасшедший.

— Все люди театра малость сумасшедшие, Трой, — сказал Барнаби, потянув дверь, ведущую в фойе. — Иначе бы они бросили это дело и занялись недвижимостью.

Казалось, прошла целая вечность, пока мистера Тиббса осматривали все специалисты, которым обязательно надо было его осмотреть. Дирдре сообщила некоторые подробности для его больничной карты, после чего ей велели подождать в приемной. Она просидела там больше часа, когда вошла медсестра и сказала, что теперь она может заглянуть к отцу и пожелать ему спокойной ночи.

Мистер Тиббс лежал, тщательно запеленатый, на железном прямоугольнике больничной кровати. Он не ответил ей, глядя прямо перед собой и напевая что-то несвязное. Его щеки пылали румянцем.

— Сестра! — позвала Дирдре, и тревога пересилила ее врожденное желание никому не причинять хлопот. — По-моему, у него лихорадка.

— Мы уже дали ему лекарство. Он скоро уснет. — Медсестра подставила ему стальное судно и принялась задергивать занавески у кровати. — А вам пора идти.

— Да. Извините. — Дирдре попятилась назад. — Я позвоню утром.

— Лучше попозже. Обход закончится, и мы расскажем вам, как он себя чувствует и куда его направят.

— Значит, здесь его не оставят?

— Нет. Здесь только неотложная госпитализация.

— Понятно… хорошо… тогда спокойной ночи, — сказала Дирдре в сторону оранжевых занавесок. — И спасибо вам.

Напоследок взглянув на отца, который уже как будто перенесся в какой-то нездешний мир, Дирдре побрела обратно в приемную. Молодой человек, зажав телефонную трубку между ухом и плечом, оживленно разговаривал. Он сказал Дирдре: «Секундочку» — и продолжил разговор.

— Не говорите мне о мисс «Никогда По Воскресеньям», — сказал он. — Вчера вечером я видел ее в «Болтонс», и каждую свободную секунду она бегала в туалет. — Некоторое время он слушал, втянув щеки. — Если бы обещания были пирогами, дорогуша, она была бы в крошках по самые уши.

Он был очень темноволос. Дирдре подумала, не итальянец ли он. Когда он повесил трубку, она объяснила, что готова ехать домой.

— Боюсь, не получится. Транспорт предназначен только для неотложных вызовов.

— Н… н… но… — от волнения Дирдре начала заикаться. — Я живу за много миль отсюда.

— Ну так что же, голубушка? Что мы будем делать, если на автотрассе произойдет авария, а вы в это время будете разъезжать в машине «скорой помощи»?

— …но ведь наверняка у вас их больше, чем одна…

— Извините. Таковы правила.

Дирдре тупо уставилась на него. В спертом душном воздухе приемной от ее все еще мокрой одежды начал подниматься пар. От усталости ее шатало. Теперь, когда отец в безопасности и окружен заботой, боязнь, любовь, ужас, отчаяние отошли в сторону. Осталось только бесчувственное оцепенение.

— Автобусы начинают ходить в семь. Вы могли бы пока немного вздремнуть. — Дежурному явно стало жаль девушку, которая выглядела совершенно измученной. — Если бы это зависело от меня… — Он всегда так говорил, это их успокаивало. И его тоже успокаивало, если на то пошло. — Или я могу вызвать вам такси.

— Такси.

Это был не вопрос. Она просто повторила это слово, будто ребенок, который затверживает урок. Дирдре напряженно задумалась. Мыслительный процесс, как и все прочие психологические и физиологические функции, застопорился. Для такси нужны деньги. Она проверила карманы. Денег при ней не было. С огромным усилием она заставила себя воспроизвести в памяти события минувшего вечера. Вот она выбегает из театра Лэтимера. Одета в пальто, а руки пусты. Значит, ее сумка все еще в театре. Поэтому (ее брови задергались от напряжения, с которым она обдумывала следующий шаг), если она вызовет машину, то водитель подождет, пока она сходит за сумкой, потом отвезет ее домой, и она расплатится. Дирдре, чье лицо посерело от изнеможения, тщательно проработала все детали этого нехитрого плана, но не обнаружила никакого изъяна.

— Да, — сказала она, — такси.

— Обойдется в два раза дороже, — сказал дежурный, бодро набирая номер. — Ведь уже больше двенадцати.

Дирдре отвергла предложение отдохнуть на диванчике, пока будет дожидаться, чувствуя, что если присядет, то сразу свалится и больше никогда не поднимется. Она и так не понимала, каким образом ноги еще держат ее тело. Они были как будто из осколков фарфора, небрежно склеенных вместе. Такси приехало почти сразу. Водитель, мужчина средних лет, оглядел Дирдре с некоторым беспокойством.

Ее облик и вправду внушал тревогу. Лицо было смертельно бледным, вокруг опухших глаз — темные разводы. Мокрая одежда заляпана грязью, а одна туфля отсутствовала. К тому же у девушки (чего таксист не мог не заметить) не было сумочки. Это обстоятельство, в сочетании с ее причудливым видом — он уже решил, что она хиппи или что-то в этом роде, — пробудили в нем вполне естественное опасение, что ему могут и не заплатить. После того как его успокоили на этот счет, он подал ей руку, которую она не отвергла, хотя, кажется, не заметила, и они вместе вышли из здания.

— За животных отдельная плата, — сказал водитель, когда они подошли к машине.

— Что?

— Ведь это ваш? — он кивнул на маленького пса, который терпеливо дожидался напротив главного входа, а теперь поплелся рядом с ними.

— Ой… — Дирдре смущенно взглянула на животное. Растолковать, что она и сама не понимает, откуда взялся этот пес, кому он принадлежит и почему оказался здесь, было для нее непосильной задачей. — Да.

Дороги были почти пустыми, и двенадцать миль до Каустона они проделали быстрее, чем за двадцать минут. Когда они добрались до театра Лэтимера, в плане Дирдре обнаружился немалый изъян. Театр не подавал никаких признаков жизни. Здание было погружено во тьму, дежуривший возле него полицейский ушел. Дирдре стояла на тротуаре, осознавая, что в сумке у нее остались не только ключи от дома. Там же остались и ключи от театра.

Таксист, чьи опасения снова пробудились, посигналил. Дирдре направилась к театру, заметив, как в стеклах внезапно отразилась ее высокая нескладная фигура с растрепанными волосами. Она толкнула одну дверь. Та не открылась. Она уперлась в нее обеими руками, скорее для опоры, нежели для чего-нибудь еще, и почувствовала, как дверь слегка подалась. Тогда она надавила на дверь что было силы. Это напоминало попытку закатить на гору огромный валун. Наконец Дирдре шагнула в темное фойе. «Конечно, — подумала она, — здесь есть кто-то еще, иначе почему дверь не заперта?» Или во всей этой суматохе (после которой, казалось, прошло много световых лет) ее просто забыли запереть. По крайней мере, она сможет найти свою сумочку. Она оглядела неясные, напоминавшие горные вершины, очертания лестницы, ведущей в зрительный зал, и неимоверной протяженности ковер, по которому предстоит идти, прежде чем начать восхождение.