Жаклин Уинспир - Простительная ложь. Вестник истины

Человек потряс канистру, застучали спички в коробке, который он, по-видимому, достал из кармана.

— Черт! — Судя по всему, спичка не зажглась, поджигатель попытался вытащить следующую и рассыпал весь коробок. — Черт тебя побери, Ник! Даже с того света ты пытаешься спасти это чудовище! Даже мертвого я не могу тебя остановить…

Мейси вышла из укрытия и окликнула человека, который пытался уничтожить главное творение своего любимого сына:

— Пирс…

Полуосвещенный фонарями с улицы, Пирс нахмурился, не понимая, что происходит.

— Какого дьявола…

Ждать было невозможно — риск был слишком велик.

— Билли, Стрэттон!

Галерея тут же ожила, ворвались люди Стрэттона с ведрами песка, Пирса мгновенно обыскали, изъяли все, чем можно было бы поджечь разлитый керосин.

— Он сам был виноват, слышите? Я не хотел, я…

— Расскажете в участке, сэр, — оборвал Стрэттон.

Он кивнул сержанту, тот завел руки старика за спину, щелкнули наручники, и убийцу Ника Бассингтон-Хоупа увели.

— Я хотела поговорить с ним!.. — Мейси огляделась. Полицейские уже вызвали пожарных, чтобы обезвредить галерею.

— Тут нельзя оставаться, мисс Доббс, слишком опасно. Разумеется, вам позволят поговорить с ним в месте заключения.

— Да, конечно, но еще мне нужно срочно позвонить Свенсону и убедиться, что галерея в безопасности. Боюсь, никто из нас не ожидал такого урона.

Стрэттон поднял глаза на картину.

— Честно говоря, жаль, что он не успел избавиться от этой мазни.

К ним присоединился Билли, уже переговоривший с полицейскими и пожарными.

— Вы об этом бесценном произведении искусства? — уточнила Мейси.

— О нем, а то как же.

Мейси возвела глаза к потолку.

— Будем считать, джентльмены, что мои эксперименты с красками помогли спасти прекрасную картину.

Все повернулись и посмотрели на шесть листов фанеры, загрунтованные Сандрой и расписанные Мейси.

— Слава Богу, он пришел без фонаря!

С тяжестью на сердце и во всем теле Мейси рано утром вернулась домой, в квартиру на Плимико. Пирс Бассингтон-Хоуп отчаянно верил, что один из его любимых детей услышит его мольбу не обижать другого. Отказ так разочаровал и обидел его, что он совершил непоправимое и стал невольным убийцей старшего сына. Жаль, что ему не пришло в голову то, о чем сразу подумала Мейси, — тот ребенок, о котором он больше всего пекся, был настолько силен духом, что выдержал бы любое изображение жизни и смерти, написанное его братом.

Словно бы сами ангелы решили расчистить небеса для Лиззи Бил — в день ее похорон сквозь туман пробилось низкое, но яркое зимнее солнце. Служба в маленькой церкви, закопченной от дыма и заросшей лишайником, тронула собравшихся. Казалось, все соседи вышли из дома, чтобы сказать последнее «прости» маленькой девочке с сияющей улыбкой. Родители, деля тяжесть утраты, внесли маленький белый гроб, на который, словно стараясь украсить его, садились снежинки.

Позже на кладбище Билли держался изо всех сил, Дорин припала к нему, боясь, что ноги у нее подломятся. А рядом, держа закутанного в одеяло ребенка, стояла Ада, словно пыталась облегчить сестринским теплом тоскливый холод проводов в последний путь. Другие родственники тоже столпились вокруг Билов, так что Мейси стояла поодаль, хотя Билли жестами подзывал ее поближе. Когда гроб начали опускать, Мейси прижала руку к губам, слушая, как священник, с мягкостью, которая могла быть рождена только внутренней силой, произносит: «…прах ты и в прах возвратишься…», а потом читает молитву.

Билли выступил вперед, чтобы кинуть горсть холодной глинистой земли. Он посмотрел на комок в своей руке, достал из петлицы розу и кинул в яму, которую вот-вот должны были забросать. И только когда цветок упал и остался лежать среди белых снежинок, бросил туда же землю, в знак прощания. Его жест повторила Дорин, а за ней и все остальные. Пропустив членов семьи Билов, к могиле медленно подошла Мейси, вспоминая, как мягкие кудряшки Лиззи щекотали ей подбородок, а маленькая ручонка крутила пуговицу. Она тоже набрала в ладонь горсть земли, которая с мягким стуком упала на крышку гроба, и пожелала Лиззи покоиться с Богом.

За день до похорон, перед тем как посетить Скотленд-Ярд, Мейси заехала к Джорджине Бассингтон-Хоуп и сообщила клиентке, что ее отец взят под стражу по подозрению в убийстве собственного сына.

— Я уверена, вы захотите с ним повидаться. Могу захватить вас с собой.

— Да-да, конечно. — Побледневшая Джорджина приложила руку ко лбу, будто не в силах сообразить, что ей делать дальше.

— Я возьму ваше пальто. — Мейси сделала знак экономке, которая принесла пальто, перчатки и сумку. — Может, вам нужно позвонить кому-то перед уходом?

— Да, наверное… Хотя нет, сперва повидаю отца. Нет смысла говорить с кем-то прежде, чем я увижу его и инспектора Стрэттона. Нолли из меня душу вынет, если я не доложу ей обо всем в подробностях. Не удивляюсь, что я стала журналистом — с такой-то сестрой! — Джорджина коротко хохотнула, затем посмотрела на Мейси. — Хорошенькую жизнь я устроила семье, ничего не скажешь. Надо было оставить все как есть.

Мейси молча открыла клиентке дверь и поддержала ее, когда они спускались по ступенькам к машине. Она ничего не сказала ей про поиск истины, про интуицию, заставившую ее искать помощи Мейси. Не время было говорить про внутренний голос, побуждающий нас следовать выбранному пути, даже когда мы знаем — пусть и не признаемся самим себе, — что этот путь может повергнуть в печаль тех, кого мы любим.

Войдя в комнату для свиданий Скотленд-Ярда, Джорджина буквально упала в объятия отца. Ее всхлипы смешались со всхлипами Пирса. Мейси повернулась, чтобы уйти, но услышала:

— Нет, пожалуйста, останьтесь!

Мейси взглянула на Стрэттона, стоявшего за спиной Пирса, тот кивнул. Усевшись рядом с Джорджиной — так близко, что видно было, как трясутся ее руки, — Мейси стала молча слушать. Пирс, откашливаясь и теребя седую шевелюру, вспоминал обстоятельства гибели сына.

— Я навестил Ника в его вагончике в начале ноября. Нам редко выпадала возможность поговорить наедине, как отцу с сыном. Знаешь ведь маму, вечно она хлопотала вокруг Ника, я и подойти-то к нему не успевал. — Он сглотнул, снова откашлялся. — Ник пошел к бочке наливать чайник, а я уселся и начал листать альбомы для этюдов — как всегда, завороженный талантом твоего брата. Я так им гордился…

Джорджина погладила отца, потом достала из кармана платок и промокнула глаза.

— Ник где-то замешкался, так что я продолжал любоваться набросками, готовый в любой момент вернуть альбомы на место — ты же помнишь, каким скрытным он был, мне не хотелось, чтобы он рассердился. А потом я наткнулся на… — Пирс прижал руку к груди, всхлипнул и закашлялся так сильно, что надсмотрщица вышла и вернулась со стаканом воды.