Жаклин Уинспир - Простительная ложь. Вестник истины

На следующий день Мейси прокатилась в Дандженесс и не таясь поставила машину возле вагончиков, один из которых служил домом Николасу Бассингтон-Хоупу. Около него уже появилась вывеска «ПРОДАЕТСЯ», приколоченная к вбитому в землю столбику. Мейси обошла вокруг вагончика и, козырьком прижав ладони ко лбу, заглянула в окно. Внутри осталось немного мебели — хватит на первое время тому, кто захочет поселиться в этом продуваемом всеми ветрами, но все-таки уютном жилище.

Сияло солнце, но воздух был морозным, и Мейси, зная, что ей предстоит прогулка по берегу, оделась потеплее: шерстяное пальто, плотная юбка, ботинки и перчатки. Выйдя из-за вагончика на открытое пространство, она подняла воротник и мимо вытащенных на берег лодок зашагала к маяку, слушая, как похрустывает под ногами галька. Пустые неводы были сложены аккуратными стопками, чайки кружили над рыбаками, которые чистили рыбу и чинили сети. Прищурившись и чувствуя, как щеки пощипывает соленый ветер, Мейси радовалась морю и прогулке, радовалась, что приехала сюда, на границу земли и воды. Как там сказала Присцилла всего несколько месяцев назад?.. А, что она вечно рыщет по берегу, пытаясь отыскать сокровища в грязи. Что ж, так оно и есть, хотя Темза отсюда довольно далеко. Мейси остановилась у самой кромки воды, так что волны, набегающие на берег, почти касались ее обуви.

Вот оно — начало, и вот он — конец. За это ей и нравятся места, где вода встречается с сушей: они всегда обещают новое, свежее, уверяют, что любые страдания не навсегда, и за ними обязательно начнется что-то еще.

Въезжая в Гастингс, Мейси понимала, что может наткнуться на Дина, но ей было очень важно попрощаться с этим городом. Ехать на приметной «эм-джи» по улице, где жил Эндрю, она, впрочем, не рискнула — припарковалась у волнореза и дальше пошла пешком. Поглазела на туристов, выпила чашку крепкого чаю, поданного ей женой рыбака в прибрежном киоске. И уже повернувшись, чтобы возвращаться к машине, увидела их — пару, спешившую к канатной дороге. Они бежали, хохоча, держась за руки. И хотя горло у Мейси перехватило, вид Эндрю с другой женщиной, женщиной, которая совершенно свободно болтала и смеялась с ним, не поверг ее в тоску. Видя, что они замечают только друг друга, Мейси, проследив, как кабинка фуникулера поднялась на самый верх, шепнула: «Прощай» — и медленно пошла назад к волнорезу.

Мейси проехала Уинчелси, Рай и вскоре оказалась неподалеку от Тентердена, но не заехала, а просто сбросила скорость, проезжая мимо ворот в усадьбу. Сейчас вся семья залечивает раны, нанесенные «Нейтральной полосой», да и Пирс не скоро появится дома. Впечатление такое, что Ник по-прежнему жив, настолько он влияет на жизнь родных через свои картины. Мейси заглянула за ворота и подумала, что однажды она, быть может, снова навестит этот дом вместе с Джорджиной. А возможно, ее пригласят и одну, на субботний чай, заманят в паутину Бассингтон-Хоупов, благодаря которой в ее душе зажглось что-то новое. Если сравнить душу с комнатой, в одном из ее углов, доселе темном, теперь светится огонек. Мейси приобрела тут нечто нематериальное, ее подкупило общение с людьми, считающими нормальным рисовать на стенах деревья, — возможно, свободу идти намеченным путем и в любом жизненном повороте видеть не столько риск, сколько новые возможности.

Ночь в отцовском доме стала приятной передышкой после напряжения последних дней. Помня, что отец беспокоится о ее здоровье, подорванном недавним срывом, Мейси весь вечер поддерживала легкий, ничего не значащий разговор — о лошадях, которые вот-вот должны были ожеребиться, о закрытии дома Комптонов в Лондоне. Плотно поужинав кроличьим рагу с клецками и собрав подливку свежим хрустящим хлебом, они уселись у камина, где Фрэнки задремал, а на Мейси навалилась такая усталость, что вскоре и она последовала его примеру, только после полуночи смутно ощутив, как отец потушил лампы и укутал ее пуховым одеялом.

На следующее утро Мейси выехала рано и направилась прямо в контору, где перечитала окончательный отчет для Джорджины. Билли оставил ей записку с перечнем дел, которые необходимо было закончить до конца дня — в основном по менее срочным и потому отложенным расследованиям.

Для семьи Билов похороны стали своеобразной точкой отсчета. У Джима появились подработки — не постоянные, день там, день сям, — но деньги платили, и это была существенная прибавка к жалованью Билли. Пошли разговоры о том, что гости могут даже вернуться в Сассекс, так как убедились, что в столице, увы, ничем не лучше. Билли с Дорин тоже не бросили мыслей о том, чтобы покинуть Ист-Энд, да и вообще Лондон.

— А как всерьез задумаешься, то вроде и грустно, тут же мои корни, — разводил руками Билли. — Дорин, правда, не отсюда, ей не жаль. В общем, решаем, не рвануть ли нам через океан, как только денег подкопим. Как считаете, мисс?

— Я считаю, Билли, что в нужный момент сердце подскажет. Суждено вам уехать — уедете. По-моему, если ты всерьез настроишься на то, что твои дети достойны лучшей жизни, и не дашь сбить себя с этой мысли, то в нужный момент перед тобой обязательно откроются новые возможности. И тогда ты легко примешь решение, каким бы оно ни было.

— Как-то все это… рискованно. Нет?

— А разве не рискует тот, кто сидит на месте?

В следующий раз Мейси встретилась с Джорджиной только в конце февраля. Подъехав к дому, она с удивлением увидела возле него мотоцикл Ника с притороченными сумками.

Ожидая, пока хозяйке доложат, что к ней пришла гостья, Мейси услышала звук, который невозможно было спутать ни с чем иным — стрекот пишущей машинки. Судя по всему, у журналистки был насыщенный день. Экономка вышла из кабинета и жестом пригласила туда Мейси. Уставленная книгами комната напоминала улей, настолько энергично, как пчела, работала в ней Джорджина. Мейси тихо вошла, Джорджина просительно повернулась к ней:

— Одну секунду, буквально одну секунду — мне только закончить мысль…

В конце концов она выдернула из машинки лист бумаги и добавила его к стопке, уже лежащей на столе.

— Ну, как поживаете? — Джорджина взяла Мейси за руку. — Пойдемте, посидим у огня.

Они уселись в кресла у ярко горящего камина.

— Я-то хорошо, а вот вы как?

Откинув назад медную гриву, Джорджина закрутила волосы в узел на затылке и заколола его карандашом.

— Честно говоря, сперва я боялась, что уже никогда не выберусь из ямы, в которую сама себя загнала. Жуткие, просто жуткие результаты расследования — не думайте, я вас не виню! — довели меня до того, что я хотела последовать примеру Ника и уехать как можно дальше, в Америку или еще куда.

Лицо Мейси, по-видимому, отразило ее мысли, потому что Джорджина воскликнула: