Ольга Баскова - Тиара скифского царя [litres]

За все время Шепсель всего один раз подумал о бедном Фришине. Бедном… Нет, его состоянию они не нанесли большой урон, но, может быть, Малка сегодня немного по-другому посмотрит на нового мужа. Ловко же они его провели…

Несмотря на то что его, Гойдмана, Штерн и ему подобные называли «неучем» и он действительно университетов не кончал, простой парень из сапожной лавки многое узнал, читая толстые книги.

Скифское золото должно отливать червонной патиной. Опытный коллекционер, каким мнил себя Адольф, увидел бы подделку.

Имя Фришина и на этот раз не будет красоваться золотыми буквами в Зале мировой археологии. Что поделать? Кажется, французы говорят: «Се ля ви».

– Мой друг, скорее всего, отправится в полицию, а вечером будет плакать на коленях у моей Малки, пачкая ее новый жакет. Ох, как бы я хотел увидеть эту картинку! – Шепсель вдруг оскалился, как злобный шакал, и гладкие щеки прорезали морщины. – Ты узнаешь, что ничто в этом мире не проходит бесследно, негодяй.

Лейба ободряюще похлопал его по плечу:

– Да забудь ты все обиды… Давай поедем в Одессу и там посидим в нашем любимом кабачке на Тираспольской. Шо скажешь? Мы богачи, нам не хватает только короны.

Шепсель вдруг улыбнулся, сменив гнев на милость. Что ни говори, а брат многому у него научился.

Он прав, где же еще нужно отметить успех в такой крупной афере, как не в родном городе, который взрастил и воспитал их? Только в Одессе и только на Тираспольской, где подавали прекрасное пиво и водку в запотевшем графине с в меру соленой рыбкой любого сорта.

– Едем в Одессу немедленно, – распорядился младший Гойдман, снова вернув былую деловитость и живость. – Едем и гуляем так, чтобы на Молдаванке было слышно. Кстати, – он поднял вверх короткий указательный палец, – ты что-то сказал про корону. В следующий раз короной и займемся.

Говоря об этом, Шепсель не лукавил. Так получилось, что, отыскивая человека, который мог бы сделать настоящее произведение искусства, он напал на талантливого мастера – Израиля Рахумовского, выходца, как и он сам, из бедной еврейской семьи.

Только, в отличие от Гойдманов, Рахумовский родился в небольшом провинциальном городке Мозыре в Белоруссии, учился в школе при синагоге, и набожные родители готовили его к карьере раввина, да только склонности к такой деятельности их мальчик не испытывал.

Он мог часами любоваться ювелирными изделиями и антиквариатом в лавках магазинов, а потом, уже подростком, рванул в Киев, надеясь, что там, в знаменитых граверных мастерских, найдется человек, который научит его всем премудростям.

Однако такого человека не нашлось, и бедному юноше пришлось до всего доходить самому.

Шепсель Гойдман отыскал его в Одессе – где ж еще? – однажды подслушав разговор двух хорошо одетых господ, на сытых лицах которых тем не менее читалось умение обмишуривать людей, о мастере, которому они не раз заказывали вещички, выдавая их потом за шедевры известных мастеров.

Шепсель очень хорошо запомнил имя – Израиль, – ну а потом через друзей с Молдаванки ему не стоило никакого труда отыскать беднягу мастера, так нещадно эксплуатируемого торговцами.

Правда, захомутав Рахумовского, Шепсель мало чем отличался от других эксплуататоров, но платил больше, и Израиль с удовольствием изготовил кинжал, на котором и погорел Фришин.

Для Рахумовского обещанная тысяча была большими деньгами, младший Гойдман не сомневался, что он останется доволен и изготовит для них еще одно произведение искусства. Какое точно, Шепсель пока не решил, но оно будет грандиозно и явно затмит кинжал.

Дивногорск, наши дни

На следующий день Игорь, как и обещал, отправился на встречу с французами в музей и провел там более часа.

Мсье Мортье обещал щедро заплатить, если груз будет доставлен в Санкт-Петербург без сучка без задоринки.

Во всяком случае, так перевела ему Галина и подмигнула.

– Сколько человек в вашем частном самолете? – поинтересовался Игорь.

– Трое, кроме вас, – вмешался Жерар. – Мы с Мортье и еще наш охранник. – Он скривился. – Я всегда считал его бесполезным. Кто может угрожать нам в воздухе? Ясное дело, никто. А в аэропорту нас встретят.

– Тогда откажитесь от него, – предложил Игорь, но Мортье покачал головой:

– Так положено, господин Борисов.

Летчик пожал плечами, как бы смирившись с неизбежным:

– Ну, хорошо, раз так положено. Давайте поговорим об оплате.

Лица французов посерьезнели, и они предложили сумму вдвое больше той, о которой думал Игорь.

– Вас все устраивает, мсье Борисов? – поинтересовался Жерар.

– Более чем, – отозвался летчик.

Французы переглянулись и встали, давая понять, что разговор окончен.

– Мы пробудем здесь еще два дня, – сказал Мортье. – И дадим вам знать о вылете. Оставьте свои координаты, чтобы мы связались с вами без проблем.

Борисов не возражал. Путешествие его не пугало. Он знал подобные типы самолетов, и в управлении ими не было ничего сложного.

Естественно, в другой ситуации он доставил бы французов без происшествий. Но у него были другие планы.

Одесса, 1892 г.

Одесса встретила кладоискателей такой же очаковской жарой, но родной воздух, смешанный с арбузным запахом моря, пряным ароматом акаций, казался им чище и свежее. Легкий ветерок вздымал облачка пыли, но эта пыль была особенной, близкой сердцу, и поэтому не шла ни в какое сравнение с очаковской. Море в родном городе было лазурнее и свежее. Рыбацкие лодки, казавшиеся вдалеке игрушечными, мирно дремали на его гладкой поверхности. На горизонте виднелось трехмачтовое судно, будто состоявшее из одних парусов и напоминавшее Гойдманам о детстве, об огромном порте, где трудились их братья.

Они сначала отправились на Молдаванку и были перецелованы бывшими соседями.

Шепсель, глядя на захламленный дворик, наполненный, как в прошлые времена, лаем собак, криком младенцев и неповторимым говором, дворик, в котором иногда любил посидеть их отец, подумал, что тут ничего не изменилось.

Да и что могло измениться за несколько лет? Молдаванка по-прежнему оставалась своеобразным параллельным миром, плодившим воров, убийц и контрабандистов. Как и несколько лет назад, основным населением здесь были евреи, чувствовавшие себя вольготно в этом странном районе – Молдаванка никогда не была еврейским гетто. Чумазые мальчишки с семитскими глазенками бегали по закоулкам, старухи грызли семечки, смачно сплевывали кожуру, еврейки помоложе ругали мужей и детей, демонстрируя перлы одесского юмора.