Мария Воронова - Из хорошей семьи

У Юрия Ивановича будто пелена с глаз спала. Ведь это правда, что самые жестокие психопаты умеют притворяться отзывчивыми и добрыми людьми, душевная холодность позволяет им точно анализировать поведение ближнего и выстраивать линию поведения так, чтобы человек якобы по собственной воле делал то, что угодно им.

Сколько таких случаев, когда жена вдруг убивает своего любящего мужа, прекрасного человека, и сначала все в шоке, а потом выясняется, что он систематически ее доводил.

Мошенники выглядят честными и обаятельными людьми, диктаторы становятся кровавыми упырями только после свержения или смерти, а пока у власти, они великие радетели о благе народном.

Юрий Иванович понял, что интуиция его подвела. Все это время он сочувствовал убийце своего сына, и это оказалось так тяжело, что он, едва выбравшись из алкогольного штопора ради жены и старшей дочки, снова запил. Не прошло и года, как он превратился в алкаша, которого держат на службе только благодаря былым заслугам и ничего хорошего от него не ждут.

– А вот теперь услышал про этот чертов драндулет, да и думаю, а вдруг чуйка тогда не ошиблась? – заключил старый оперативник. – Вдруг Лешкин убийца до сих пор гуляет на свободе и продолжает свои мерзости?

Пока рассказывал, он так накурил, что Яна открыла форточку. С улицы потянуло морозом и немножко свежим хлебом – располагающийся в соседнем квартале хлебозавод выпекал вечернюю порцию. Сглотнув слюну, Яна поставила воду для чая – хоть так уважить Юрия Ивановича, потому что слов утешения она не находила.

Глупость, конечно, этот «Фольксваген», мало ли таких машинок, передающихся в семье из поколения в поколение. У нее самой папа ездит на допотопном «Москвиче», и хоть выглядит его железный друг слегка архаично, зато гоняет – будь здоров, ни разу не подвел. А у соседей по даче новая «Волга», так то сломается, то заглохнет, то увязнет где-нибудь и обязательно выберет для этого самый ответственный момент, когда надо кого-нибудь отвезти к поезду или успеть на вручение диплома. Нет, зря сомневается Юрий Иванович… Да, он оперативник от бога, во всяком случае, был таковым до несчастья с сыном, но ведь и Костенко один из лучших следователей страны!

Другой разговор, если бы то дело вела такая же начинающая дурочка, как она сама, но Костенко есть Костенко.

С улицы умиротворяюще пахло хлебом, и Яна не спешила закрывать форточку. За узкой полоской садика шумел проспект, простучал по рельсам трамвай, поблескивая в свете фонарей нарядным красным боком, а следом за ним к остановке подъехал желтый угловатый «Икарус». Длинный, с гармошкой посередине, почему-то напомнил Яне травоядного динозавра. Господи, как она любила смотреть картинки в маминой научной книге, и как здорово было бояться страшных птеродактилей и тираннозавров, будучи почти уверенной, что они вымерли.

Дети долго думают, что настоящая опасность видна издалека и зло можно сразу отличить от добра. Невозможно поверить, что самое страшное – это твой улыбчивый сосед или заботливый наставник. Яна вздохнула. Или любезный начальник, которому ты неосторожно доверишься.

Вот и мальчик, который бегал вдоль линии электропередачи, тоже не увидел перед собой зла. Какой-нибудь симпатичный мужчина остановил его и попросил помочь сменить пробитое колесо, а мальчик что ж… Решил, что уже взрослый и запрет разговаривать с незнакомыми дядями больше на него не распространяется. Наоборот, теперь он обязан помогать людям в беде!

Та девочка, вдруг с острой грустью подумала Яна, наверное, была влюблена в мальчика, поэтому ходила на высоковольтку гулять с собакой именно тогда, когда он там бегает. Сердце замирало: а вдруг удастся привлечь к себе его внимание? Но нельзя было показать мальчику свой интерес, чтобы он, не дай бог, не решил, будто она его преследует, поэтому девочка отвернулась в самый неподходящий момент.

Нет, Костенко не мог ошибиться, но и мальчик тот не вернулся домой.

– Чем же я могу помочь? – спросила Яна, наливая Юрию Ивановичу чай, черный, как деготь. – Иванченко-то нашелся, у меня теперь нет никаких законных оснований влезать в чужие дела.

– Сходи с одним моим товарищем к Костенко, типа вы научные работники. Он, кстати, так и есть, пишет диссертацию о выродках вроде Горькова.

– Ему-то понятно, а я зачем? – удивилась Яна.

– На всякий случай. Поговори с дедом, посмотри восхищенными глазами, как ты умеешь, авось он растает да и выболтает какие-нибудь интересные подробности. Не надо с порога выкатывать, мол, товарищ Костенко, а не ошиблись ли вы? Наоборот, восторгайся изо всех сил.

– А вы сами не хотите?

Юрий Иванович энергично замотал головой.

– Почему?

– Есть нюансы.

– Слушайте, но я не знаю…

– Да тебе сплошная польза, – горячо воскликнул Юрий Иванович, – сама от уникального специалиста ума наберешься, Витьке поможешь материал для диссертации собрать, тоже зачтется тебе доброе дело, ну и мне совесть успокоишь. А всего-то и надо часик глазками похлопать.

– Я просто боюсь, что он со мной не захочет разговаривать…

– Эх, милая, думаешь, так всю жизнь с алкашами и провозишься? Нет, разные люди будут попадаться, в том числе и такие глыбы, как Костенко, и чем раньше ты научишься с ними общаться, тем лучше.

Вернувшись домой, Федор нашел квартиру пустой и поежился, таким непривычным было это ощущение. Обычно Татьяна возвращалась с работы раньше его, и к его приходу дом наполнялся теплом работающей плиты, звуками телевизора и вообще необъяснимым чувством человеческого уюта.

Сегодня дом встретил его прохладой и тишиной, лишь мерно и глухо капала вода из плохо закрытого крана в ванной.

Федор решил, что у жены заседание кафедры, про которое он, как всегда, забыл, но в сердце противным холодным слизнем заворочалась тревога. Чтобы отвлечься, он сел чистить картошку на ужин, напряженно думая, поставить ее вариться прямо сейчас или лучше подождать Татьяниного возвращения.

Логичнее сейчас, но, с другой стороны, подумал суеверный Федор, вдруг она тогда не вернется? От этой дикой мысли он чуть не выронил нож и внезапно понял, что он волнуется полчаса и уже сам не свой, а Таня жила так двадцать лет. Он никогда не предупреждал ее, что задерживается, иногда являлся за полночь, но бывало, что только звонил в это время с сообщением, что обстоятельства требуют его присутствия до утра. А иногда и не сам звонил или посылал водителя с сообщением. Но когда бы он ни вернулся, жена встречала его спокойной улыбкой и вкусным ужином и ни разу в жизни не устроила истерики на тему «работа тебе важнее семьи». И Федор принимал это как должное и знать не знал, что Татьяна, наверное, каждый день психовала, как он сейчас.