Мария Воронова - Из хорошей семьи

– Хорошенькие ошибочки.

– Какие уж есть. Существуют, к сожалению, хитрые и изворотливые люди, которым удается проникнуть во власть, но если мы будем их разоблачать, то люди поймут, что это чужеродный элемент, который отторгается системой, а не имманентно присущая ей ткань.

– Эк вы завернули! А что ж через двадцать лет-то только отторгает их ваша система, а не на этапе отдела кадров, спросят граждане.

Федор засмеялся:

– Извинимся, что делать.

– Нет, дорогой мой, мы не можем допустить такой дискредитации правоохранительных органов в глазах общественности. Ведь дети поступают на юридический факультет и в Школы милиции, потому что равняются на Костенко, а вы собираетесь его ошельмовать!

– Не хочу говорить до результатов проверки, но мне кажется, он сам себя ошельмовал.

– Неужели вам не понятно, что я имею в виду? – Секретарь начал терять терпение. – Вы умный человек, Федор Константинович, не притворяйтесь дурачком!

Федор допил коньяк, потому что тот действительно был очень хорош, а после угоститься случая может и не представится.

– Я понимаю, что обожествление системы ведет к ее смерти, – вздохнул он, – а мертвое божество требует, к сожалению, живой человеческой крови.

Секретарь нахмурился:

– Что вы несете?

– Когда система мертва, она убивает. Трое юношей погибли, мой молодой специалист едва не лишился жизни именно из-за замалчивания и идеализации, и это только один случай. А сколько крови пролилось ради светлого лика системы по всей стране?

– Вы понимаете, что за такие слова положите партбилет на стол?

– Если товарищи решат, положу. Но проверку не отзову. Молчать больше нельзя.

Евгений вбежал к Лиде, схватил ее в охапку и поволок на диван.

– А что бы нам не посидеть, не пофилософствовать? – засмеялась она, отбрыкиваясь. – Ты мне расскажешь за какую-нибудь там диалектику.

– Рембрандта читала? Нет? В постель!

Евгений одновременно целовал Лиду, скидывал куртку и снимал ботинки.

– Нет, я хочу культурно развиваться, хочу вооружиться тем, чем ты там хотел меня вооружить для научной работы.

– Я больше не твой препод, так что прошляпила ты, мать, свое счастье! – с пафосом проговорил Евгений, но, взглянув Лиде в глаза, немного опомнился и выдохнул: – Извини, просто я шалею, когда тебя вижу. Давай просто посидим, и все.

– У тебя сколько времени?

– Минут двадцать. Ты устала?

– Да, сегодня весь день на ногах, сплошные пункции.

– Все-все, не будем. – Евгений притянул Лиду к себе.

– Женя, что на работе? Тебе вернули занятия?

– Да. Хотя я уже втянулся рефераты проверять.

Евгений не рассказывал Лидии, что завкафедрой, хоть и восстановил его в правах, оставался холоден и сух, по-прежнему называл «молодым человеком» и сказал, что хоть правда выяснилась и он очень рад, что с товарища Павла Горькова посмертно сняты все обвинения, но не будем забывать, что вы, молодой человек, проявили себя не с самой лучшей стороны, продемонстрировали нам эгоизм и полное равнодушие к интересам коллектива, поэтому доверия вам больше нет и не будет.

– Хочешь, в море иди, – сказала Лидия, – как распишемся, так и иди сразу, я за твоей мамой присмотрю.

Евгений улыбнулся. Всего две недели, и не надо будет никуда бежать и торопиться, потому что Лида войдет в его дом молодой женой. Как она поладит с мамой, пока загадка, но в море он точно не пойдет.

– Пока попротираю еще штаны на кафедре, – сказал он.

– Кажется, Жень, я отдохнула. Может, успеем еще?

Он покосился на часы. Минутная стрелка как раз с глухим щелчком перескочила одно деление.

– Нет, побегу.

– Смотри…

– Знаешь, Лид, мне до сих пор не дает покоя мысль, что Яна тогда чуть не погибла из-за меня. Если бы я не застрял с тобой, то успел бы его остановить.

– Понимаю. С тех пор как начала самостоятельно работать, мне тоже часто не дают покоя такие мысли. То не сообразила, это не вспомнила, не ухватила единственный шанс из миллиона… Вроде бы и знаешь, что все равно кончилось бы этим, а все равно грызешь себя – а вдруг? Вдруг надо было хирургов активнее убеждать, чтоб взяли на операцию? Или, наоборот, надо было бы принять решение не отдавать пациента им, а вести консервативно?

– И как ты справляешься?

– Пока никак. Но старые доктора говорят, надо понимать, что ты никогда не удержишь в равновесии весь мир на одной своей ладони.