Мария Воронова - Из хорошей семьи

На площадку выбежала девочка, Яна замахала, чтобы та закрылась в квартире, вдруг Пантюхин вернется, а Варя не послушалась, опустилась перед ней на корточки и расстегнула пальто.

Яна хотела сказать ей что-нибудь хорошее, но голова закружилась и страх пропал, а вместе с ним ушло и сожаление. Девочка что-то подложила ей под голову, Яна легла на ступеньки и закрыла глаза.

Она хотела сказать девочке, как зовут убийцу, но язык не слушался.

Прошла минута, а может быть, сто лет, и появился Евгений Павлович, потом врачи, ее понесли куда-то на носилках, и Яна обрадовалась, что умрет не на этой узкой заплеванной лестнице.

Очнувшись, Яна увидела за окном светлый день и испугалась, что проспала на работу, хотела вскочить, но почему-то не вышло. Только тогда она огляделась, поняла, что окно чужое, а сама она лежит привязанная к больничной койке. Не успела она понять, в чем дело, как подскочила мама:

– Господи, доченька, наконец очнулась! Ну и напугала же ты нас! Разве так можно?

Яна нахмурилась и дернула рукой.

– Сейчас, сейчас! – Мама выбежала за ширму, крикнула «позовите доктора» и сразу вернулась.

Яна снова махнула рукой. Широкая тканевая полоска давала небольшой люфт, но держала крепко.

– Я что, сошла с ума?

– Нет, доченька, они после наркоза всех привязывают.

Яне дали глоточек воды. Приподнявшись на локте, она почувствовала, что ей что-то мешает в животе, и вспомнила, что с ней случилось.

Тут появился очень маленького роста врач средних лет и сурово посмотрел на Яну.

– Ага, – сказал он и откинул одеяло.

Яна увидела, что к животу у нее приклеен большой кусок марли, и вспомнила наконец, что с ней случилось.

– В рубашке родилась, – врач мягко нажал ей на живот, – лезвие прошло как по инструкции, ничего жизненно важного не задело. Даже селезенку тебе оставили.

– Большое спасибо…

– Диафрагму только пришлось зашить и легкое, но это ничего. Денек еще с трубкой походишь и будешь как новенькая. Повезло тебе, Яна Михайловна.

– Я бы не сказала, что напороться на бандитский нож – большое везение, – заметила мама своим фирменным тоном, которым ставила наглецов на место.

Но доктор не смутился, а подмигнул и сказал, что если уж приходится напарываться на бандитский нож, то делать это надо именно так, как Яна.

Предупредив, что сегодня ее еще понаблюдают в реанимации, а завтра переведут в общую палату и там надо будет сразу побольше двигаться, врач ушел, а Яна сказала маме, что ей срочно надо связаться с Макаровым.

– Не выдумывай! Ничего тебе не надо! Я с ним связалась уже и имела крупный разговор. Он ответит за то, что с тобой случилось, можешь не сомневаться.

– Да он-то при чем?

– И Танька его, зараза такая, скажите пожалуйста, не смогла мою дочь на кафедру устроить, постеснялась беспокоить нужных людей. Конечно, для себя берегла… Ну ничего, я зато теперь не постесняюсь, Макаров у меня вверх тормашками из кресла полетит!

– Мама, пожалуйста…

– Или пусть как хочет устраивает тебя на кафедру на хорошую должность, или я ему устрою веселую жизнь.

– Он ни в чем не виноват, просто стечение обстоятельств.

– Во всяком случае, ты больше не пойдешь на эту чертову работу. Не хватало мне еще дочь каждый день как в бой провожать!

Яна закрыла глаза, понимая, что спорить с мамой бесполезно. Надо еще радоваться, что сейчас она больная и поэтому мама сильно ругать не будет, но, как только поправится, сразу получит, что заставила родителей волноваться.

Ничего, завтра ее переведут в общую палату и она как-нибудь доползет до телефона. Только захочет ли Федор Константинович с ней разговаривать после милой беседы с мамой, очень большой вопрос.

Назавтра палата оказалась не общей, а двухместной, а соседнюю койку заняла мама. Яна удивилась такой почти восточной роскоши, но мама сказала, что это самое малое, что Макаров может для них сделать.

После обеда пришел папа, тихий, взволнованный, долго обнимал Яну и сказал, что гордится ею, но мама замахала на него, мол, нечего, нечего.

Врач был ею доволен, и Яне было немножко стыдно оттого, что она чувствует себя неплохо, может ходить, но зачем-то занимает отдельную палату, которая гораздо нужнее другим пациентам.

Так прошло три дня. Никто не навещал Яну, и от этого было очень грустно.

Мама не разрешала ей отходить от палаты дальше перевязочной, а о том, чтобы выйти на лестничную клетку, где располагался телефонный автомат, нечего было даже мечтать. Там сквозняк, можно простудиться, а у Яны задето легкое.

Иногда мама уезжала домой, чтобы приготовить ей диетическую еду, тогда на вахту заступал папа и тоже никуда ее не выпускал.

Яна надеялась, что придет следователь или дознаватель, ведущий дело о нападении на нее, чтобы хоть ему рассказать всю правду, но даже официальные лица к ней не торопились.

Первые два дня у нее из бока торчала длинная резиновая трубка, оканчивающаяся банкой любопытной конструкции, смысла которой Яна не поняла, но главное, надо было неусыпно следить, чтобы трубка не отсоединилась от банки, иначе неизбежная смерть, но потом трубку убрали, и Яне стало совершенно нечем заняться. Мама принесла целую стопку книг, даже сборник детективов с романами Агаты Кристи, хотя всегда порицала любовь дочери к «низкопробному чтиву», но даже любимая писательница не увлекала Яну.

Однажды она, задремав после обеда, проснулась от какой-то возни за дверью.

– Нечего, нечего, – говорила мама напористо, – не тревожьте мне ребенка!

– Но я ее начальник…

– Пока Яночка на больничном, нет у нее никаких начальников!

Она встала, вышла в коридор и залюбовалась, как Федор Константинович стоит перед мамой с виноватым и смущенным видом.

– Разбудили все-таки! – Мама всплеснула руками. – Полюбуйтесь теперь, во что вы превратили мне ребенка!

– Мам, я поговорю с Федором Константиновичем.

Все трое вошли в палату, и повисло гнетущее молчание. Мама не собиралась их оставлять, а Яна с Макаровым каждый ждали, пока другой попросит ее выйти.

Наконец Федор Константинович кашлянул так многозначительно, что мама сказала: «Схожу в буфет» – и вышла.

– Я вычислила маньяка, – сразу выпалила Яна.

– А мы знаем.

– Как?

– Девочка Варя сказала, кто на вас напал, а дальше дело техники.

– Черт, даже обидно, – призналась Яна.

– Что не вы раскрыли?

– Да нет, что взяли благодаря случайности.

– Благодаря этой случайности вы могли бы сейчас лежать в гробу, – строго произнес Макаров, – ну разве можно было так легкомысленно поступать, дорогая моя Яна Михайловна? Я ведь вас просил только посмотреть дело и поговорить с Горьковым, а не бросаться грудью на амбразуру! Что за бесшабашное поведение, в самом деле!