Питер Чейни - Великолепная западня

– Дейл Шенд? Я был почти уверен, что вы у моей матери. Я звонил вам в контору, но там было пусто, потом в пансион. И вот звоню сюда. Хотел, чтобы матушка вас разыскала.

Я повернулся и быстро сказал:

– Миссис Дрейк – это ваш сын!

Мамаша выхватила трубку у меня из рук и выпрямилась. Поговорив некоторое время и посопев в трубку, она протянула ее мне. Выглядела она неважно.

– Где вы? – спросил я.

Он слегка заикался.

– Я в Рино… Я… должен был приехать. Здесь неприятности. Я думал, что справлюсь с ними сам, но не могу. Тут такое… Я хочу, чтобы вы приехали…

Я старался говорить быстро и четко:

– Вы знаете Мела Улгрена?

Он, по-моему, вскрикнул, потом сказал:

– До сих пор не знал. Он тут, в Рино… Я… Я… – Он замолчал.

– Откуда вы звоните?

– Из маленького отеля на Маунтан-бульваре… Приезжайте, приезжайте скорее…

– Хорошо. Я прилечу. И найду Улгрена, чтобы посадить его на электрический стул.

– Пожалуйста, Шенд.

Я слышал теперь только шепот. Потом он всхлипнул и бросил трубку.

Мамаша стояла рядом со мной и слышала весь разговор. Казалось, она превратилась в статую «Материнское горе». Мне стало жаль старуху.

– Я еду в аэропорт.

– Спасибо, – прошелестела она и заплакала, прижимая маленький кружевной платочек к лицу. – Зачем я хранила это? Зачем я это оставила? Господи…

Отель произвел на меня хорошее впечатление – деревянная веранда, большие окна, сумрачный холл с внушительным портье и лифтером – все мне понравилось. Около отеля была лужайка с тщательно подстриженной травой и стоянка автомашин. Их стояло там две: новенький сверкающий «плимут» и «студенбеккер».

В холле сидел портье, а рядом с ним – крашеная блондинка с длинными ногами, упакованными в джинсы. Разумеется, она заметила меня – она уж точно замечала все брюки в радиусе километра со дня окончания школы, что, вероятно, случилось где-то около сорок четвертого года.

Я прошел мимо нее к конторке. У портье был забавный нос: из него росли рыжие волосы, из каждой ноздри по кустику. Очки держались на самом кончике этой грядки. Он уставился на меня.

– Вы везучий. У нас есть одна свободная комната.

Я облокотился о конторку и медленно сказал сквозь зубы:

– Я не хочу снимать комнату. Я ищу своего друга, мистера Бартли Дрейка.

– Да? – Он причмокнул без выражения.

– Он у себя?

Портье вздернул очки на нос, потом пошевелил своими кустиками, сдвинул вместе и без того узкие губы и пропыхтел недружелюбно:

– Он ваш друг, мистер?

– А это важно?

– Возможно.

– Ну, не только друг. Скорее, у нас общий бизнес. Но я не вижу причин для вашего любопытства.

Он почесал нос желтым от табака пальцем.

– Может, в таком случае вы соблаговолите, – он прищелкнул языком, – заплатить за него по счету?

У меня вдруг похолодело в животе.

– Вы что-то не договариваете, приятель.

– Я говорю, что он смылся и не заплатил по счету, вот что.

– Вы говорите, что видели, как он ушел и больше не возвращался?

– Нет, говоря точнее, я не видел, как он уходил. Тут все время кто-то входит и выходит. Возможно, я был просто занят и не заметил его, а может, он нарочно прошел через другой ход, мимо кухни. Это ведь ничего не значит. В любом случае он ушел, не заплатив, и не вернулся, вот и все.

– Возможно, он встретил своих друзей, – предположил я, хотя сам в это нисколько не верил. Просто чтобы что-то сказать.

Он опять причмокнул.

– Он не спал две ночи. Его кровать не тронута. Это о многом говорит. Но поймите, он не похож на бродягу. Нет, мистер, этого я бы не сказал. Он выглядел вполне солидным джентльменом. – Портье пристально смотрел на меня. – Вы подозреваете какие-то неприятности?

– Не знаю, не знаю. Но я говорил с ним по телефону из Нью-Йорка только вчера вечером, и он не сказал мне о том, что собирается уезжать. Он назначил мне встречу здесь, в этом отеле.

– Может быть, его переехала машина? Или что-то в этом роде? – Очкарик ехидно усмехнулся. – Он не похож на тех парней, что не платят по счетам.

– Сколько он вам задолжал? – сухо спросил я.

Он достал с полки журнал и уткнулся в него, потом вытащил слегка помятую шариковую ручку и поставил в графе птичку.

– Вот.

– Я оплачу, – сказал я. – Мой друг обязательный человек, и не в его правилах, не оплачивать счета.

Портье поспешил рассыпаться в извинениях, спрятал деньги и предложил мне зайти в номер, где остались некоторые вещи моего друга.

– Значит, он не предполагал уезжать?

– Да нет, не думаю. Знаете, некоторые люди оставляют вещи, а за ними потом не возвращаются. Вы не должны обижаться на отель, у нас тут строго.

Поднявшись на третий этаж и повернув направо, я оказался перед дверью с медной табличкой «№ 38».

Обычная комната. Ничего сверхроскошного. Стандартная меблировка, одинарная узкая кровать, столик, два кресла и легкий слой пыли на зеркале. Во всем мире можно встретить такие комнаты. В них бывали и ночевали разные люди: хорошие и плохие, больные и здоровые, пьяные и трезвые, верные своим законным женам и гуляки. Мужчины с карманной библией и парни с кольтом в кобуре. Честные женщины и шлюшки. Все они побывали тут и не оставили после себя никаких следов, потому что жизнь в комнату приносят люди, а они тут меняются каждую ночь. А комната не меняется.

Я стал посреди комнаты и осмотрелся. На кровати лежала аккуратно свернутая пижама, на полу стояли пустая бутылка из-под виски и пепельница. Окно было полуоткрыто, и легкий ветерок шевелил белую занавеску. Где-то внизу в вестибюле кто-то громко кричал, но слов я не разобрал.

Я подошел к стенному шкафу и выдвинул ящики. Ничего, кроме нескольких новых пакетов с рубашками, нового коричневого галстука и стопки носовых платков. По обеим сторонам спальни были двери в кладовки. Я открыл одну из них – там на плечиках висел светло-серый костюм и стояла пара сандалет. Я закрыл дверь и подошел к другой кладовке. Вдруг мне в голову пришла ужасная мысль; я с ужасом уставился на низ дверки. Но там не было никаких следов. Хотя почему, собственно, я ищу следы крови?

Итак, я повернул ключ, взялся за дверку и сразу распахнул обе створки. Нет, там не стоял Бартли Дрейк, глядя на меня страшными, невидящими глазами.

Там стоял Маленькое Ухо. Он стоял очень прямо, слегка наклонив голову назад из-за веревки, обернутой вокруг его шеи и притянутой к вешалке. Руки его болтались, словно тряпки, а пальцы были так крепко стиснуты в кулаки, что ногти впились в мясо и на ладонях выступило несколько капель крови. Я слегка повернул его, чтобы понять причину смерти.

Между его лопатками торчала рукоять ножа. Удар был нанесен верной рукой, и лезвие сразу пронзило сердце… Он, очевидно, умер мгновенно, вокруг не было никаких следов крови или агонии.