Зигмунт Милошевский - Переплетения [litres]

– Я слишком мало знала, – сказала она и пожала плечами.

Потом немного рассказала о работе. О том, что ее беспокоит, справится ли она, и что испытывает страх перед представителями полиции, прокуратуры и судов.

– Некоторые из них умеют быть нелюбезными, – вздохнула она в приливе искренности и покраснела.

В это время зазвонил его мобильник. Он взглянул на экран. «Котик» – то есть Вероника. Боже мой, возможно ли, чтобы у женщин был такой нюх? Ведь он звонил ей и сказал, что задержится. Звонил? Он уже не был в этом уверен. Выключил мобильник. Ничего не поделаешь, потом придется что-то соврать.

Гжелька спросила, есть ли новости в деле об убийстве на Лазенковской, и сразу предупредила, что спрашивает не по обязанности, а из любопытства. Ему захотелось открыть ей правду, но он счел, что это неосторожно.

– Есть, – сказал он, – но пока я не могу об этом говорить. Прошу меня простить.

Она кивнула.

– У меня для вас есть кое-что другое. Скажем так, подарок в качестве извинения.

– Я думала, кофе и есть подарок.

– Наоборот. Кофе в вашем обществе – подарок для меня. – Она смешно замигала ресницами, и Шацкий признал, что это очаровательно. – Я сейчас пишу обвинительный акт по делу об одном убийстве, на будущей неделе мы отправим его в суд. Дело интересное, и мне кажется, оно могло бы стать неплохим поводом для текста о домашнем насилии.

– А кто убил? Он или она?

– Она.

– Какие-нибудь подробности?

– Я предпочел бы сейчас о них не говорить. Не за столиком в кафе. Я передам вам обвинительный акт, там все написано. Потом мы сможем максимум еще раз поговорить, если у вас появятся вопросы. – Ему показалось, что это прозвучало так же безразлично, как он себе представлял, и что она не услышала в его голосе нотку надежды.

– А так можно? – удивилась она.

– Что можно?

– Отдать кому-нибудь обвинительный акт?

– Конечно, это публичный документ, составленный государственным служащим. С обвинительного акта начинается судебный процесс, а судебное разбирательство ведется явно, если только суд по каким-либо причинам не решит иначе.

Они поговорили еще с минутку о судебно-прокурорских процедурах. Шацкий был удивлен, что девушку это интересует. Для него это было тяжкое бюрократическое бремя, без пользы отнимавшее время. Хотя каждый прокурор должен иметь ассистента, занимающегося подобным вздором.

– А вы читаете детективы? – спросила она невзначай после того, как они заказали еще по рюмке вина и попросили пепельницу. Оказалось, девушка курит, и Шацкого обрадовало, что у него остались еще две сигареты.

Читает, а как же… Их вкусы частично расходились – он любил крутого Лихейна и Чендлера, она – играющих в условности Леона и Камиллери. Но в том, что касается книг Рэнкина и Манкелля, их взгляды полностью совпадали. Следующие полчаса они рассказывали друг другу приключения инспектора Ребуса [48] Инспектор Ребус — главный герой цикла об инспекторе эдинбургской полиции Джоне Ребусе шотландского писателя Иэна Рэнкина. . Когда прокурор взглянул на часы, мысленно отругав себя за это, было почти семь. Она заметила его жест.

– Не знаю, как вам, а мне пора бежать, – сказала она.

Он кивнул. Задумался над тем, кто должен предложить перейти на ты. С одной стороны, она – женщина, с другой – он лет на десять старше. Глупая ситуация. Может, при следующей встрече само получится? Он полез в карман пиджака за визиткой, нацарапал на ней номер мобильника и передал ее девушке.

– Пожалуйста, не стесняйтесь и звоните, если у вас будут вопросы.

Она улыбнулась шельмовской улыбкой.

– Даже вечерами?

– Когда у вас будут вопросы, – повторил он с нажимом, думая одновременно о выключенном мобильнике и о том, что Вероника уже записала новости.

– Собственно, у меня есть один, приватный.

Он ободрил ее движением головы.

– Почему у вас такие белые волосы? – спросила она.

Да, это был приватный вопрос. Мог ли он сказать ей правду? О том, как Хеля получила заражение крови в три годика. Как она лежала еле живая в больнице на Некланьской: ее бледное до прозрачности, худенькое тельце было подключено к капельнице. Как они с Вероникой плакали в коридоре, прижавшись друг к другу, без сна и еды, в ожидании вердикта. Как ни один врач не обещал выздоровления. Как они долгими часами горячо молились, хотя оба были неверующими. Как он заснул против воли и проснулся, пораженный мыслью, что проспал момент смерти дочери и не попрощался с ней. Чуть живой он вбежал в зал, где лежала малышка. Она жила. Было семь утра, декабрь, за окном – черная ночь. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и тихо вскрикнул: за одну ночь его волосы стали совершенно белыми.

– Гены, – соврал он. – Я поседел уже в лицее. Меня утешает то, что лучше быть седым, чем лысым. А вам нравится?

Она рассмеялась.

– Гм. Секси. Может, очень секси. До свиданья, пан прокурор!

У тебя три новых голосовых сообщения: «Привет, позвони мне». – «Какой смысл в мобильнике, если ты его отключаешь или не носишь с собой? Позвони, когда получишь сообщение». – «Привет, угадай, кто говорит. Если жив, купи по дороге булку и сигареты для меня, я забыла. Если нет, навести меня во сне и скажи, где лежит твой страховой полис».

Шацкий прослушал сообщения и засмеялся. В такие минуты он вспоминал, почему полюбил девушку, которая, единственная на свете, могла взглянуть на него с сочувствием, когда он изображал обезьяну на занятиях. Боже, сколько лет прошло! Десять после свадьбы, а вместе со знакомством? Четырнадцать. Больше, чем треть жизни. Почти половина. Даже не верится. В последнюю минуту перед закрытием, около девяти, он успел зайти в магазин за булкой и сигаретами. Продавщица – та же, что и десять лет назад, – улыбнулась ему. Странно, они ни разу не сказали друг другу ни слова, кроме тех, что обычно произносятся во время покупок. С минуту он чувствовал желание заговорить – столько лет пересекаться, но заплатил молча и вышел. Дома он попал в самое пекло.

– Папа, папа, почему мне нельзя сделать день рождения в «Макдоналдсе»?

– А ты почему не спишь? – спросил он, не теряя выдержки.

– Потому что мама так сказала.

– Серьезно?

В большой комнате скрипнуло кресло.

– Это отродье врет, как и ты! – крикнула Вероника из глубины квартиры.

Шацкий посмотрел на дочь, стоявшую в прихожей с ангельским выражением на лице.

– Я никогда не вру, – прошептал он.

– Я тоже, – прошептала в ответ Хеля.

Вероника подошла к ним и беспомощно поглядела на девочку с каштановыми волосами.

– Сделай что-нибудь, в конце концов, ты ее отец. Скажи, чтобы почистила зубы, легла спать, и что дня рождения в «Макдоналдсе» у нее не будет. Только через мой труп.