Татьяна Алюшина - Актриса на главную роль [litres]

– Дочери? – переспросил Трофим.

– Угу. Когда рожу девочку. Или нет, попозже, когда ей исполнится восемнадцать, – подтвердила Глаша.

– А если мальчик? – усмехнулся Трофим.

– И мальчик тоже, но девочка обязательно будет, я так решила. – И резко сменила тему, увлекаясь внезапно пришедшей в голову мыслью: – Слушай, а у тебя в этом чудо-девайсе есть видео твоих полетов?

– Есть, – отозвался Разведов, несколько оторопев от столь крутого перехода. – Есть даже один рекламный ролик, специально снятый для демонстрации возможностей машины, который готовили перед выставкой для потенциальных покупателей. Еще с прошлого моего места службы. По-моему, так очень даже круто снято.

– Насколько круто? – оживилась Глаша.

– Очень круто, – улыбнулся он ее запальчивости, – с нескольких камер, с бортов сопровождающих машин, с вертолета и даже с дронов.

– Дашь посмотреть?

– Тогда лучше все-таки перебраться в комнату.

И вновь, без намека на предупреждение, легко подхватив Глафиру на руки, словно она и на самом деле кукла какая или ребенок малый, а не взрослая женщина, поднялся рывком с дивана и осторожно поставил ее на пол.

Они все-таки оделись – ну не совсем чтобы оделись, но прикрыли интимные места, резонно рассудив, что вряд ли их кто увидит в столь неурочный час, отнесли недопитый чай и нетронутое угощение в кухню и поднялись наверх в спальню Глафиры.

Ролик, о котором говорил Трофим, начинался с пилотажа двух самолетов, идущих один за одним. Нет, не просто там летящих себе и все дела – съемка велась с камеры, установленной на самолете, летящем впереди и чуть выше этой парочки. С того ракурса, с которого снимали, получался поразительный эффект, словно две машины идут, чуть ли не касаясь друг друга. Плоскости их крыльев находились в идеальной параллели, совпадая размахом до сантиметра, летели они абсолютно ровно, не ворохнувшись ни на сантиметр. Создавалось поразительное ощущение, словно они одно целое, настолько синхронно проходил полет двух стремительных, мощных машин. Мало того, на видеоряд была наложена прекрасная музыкальная композиция, четко совпадавшая с происходившим действием, что только усиливало передачу всей красоты этого дуэта.

– Ты в каком самолете? – спросила Глафира, не отрывая взгляда от экрана.

– В первом, ведущем.

И вдруг самолеты сделали синхронный переворот, зависнув брюхом друг к другу, и через пару мгновений второй переворот, когда они оказались «крышей» друг к другу сродни паре дельфинов, играющих в море. Они были такие же свободные и грациозные, но гораздо более слаженные, синхронизированные в своих движениях до миллиметра.

– Фантастика! – не сдержала восхищения Глафира. – О-бал-деть!

Самолеты вновь сделали резкий переворот и встали друг за другом, только на этот раз перпендикулярно траекториям полета, так что их крылья образовали наклоненный крест. Выровнялись, и вновь крылья в четкой ровной параллели друг за другом. Пролетели так несколько мгновений – и новый переворот брюхом друг к другу, и разошлись из этого положения в разные стороны, как раскрывающиеся лепестки цветка.

– Потрясающе… – покачала головой от восхищения Глафира, прижав пальцы к губам, у нее даже глаза заблестели от восторженных слез. – Фантастика! Это что-то немыслимое. Прямо танец какой-то. Я даже представить не могла, что полет может быть настолько потрясающим. У меня мурашки по телу бегают. – Глафира не могла оторвать взгляда от происходящего на экране. – Какая красота! Невероятное великолепие!

Снимавшая камера сместилась, продолжая следить за первым ведущим самолетом из пары, который, оставшись в одиночестве, в свободном полете, сделав круг-переворот, вернулся назад и приступил к выполнению фигур высшего пилотажа.

– Так, подожди, – вдруг напряглась Глафира, тыкая пальцем в экран. – О господи! – обескураженно охнула она, наблюдая за тем, как Разведов исполняет на своем самолете фигуру высшего пилотажа. – Мама дорогая, ох боже мой! – пугалась она сильнее прежнего, прикладывая ладошку к сердцу. – Ты что, вообще страха не имеешь, Трофим? Ой боже! – оторопела Глафира. – Нет-нет-нет! – уговаривала она того Разведова, который на видеоролике, под великолепно наложенную музыку вел самолет к новому виражу. – Это на самом деле ты?!

– Просто такая работа, Глаш, – посмеивался над ее непосредственной реакцией Трофим.

– Вот такая?! – негодовала Глафира и принялась заново причитать: – Вот не надо, нет-нет-не… Ох, мать честная! Ты что творишь, господи боже мой! Все! Я не могу это смотреть. Я потом досмотрю. Смелости наберусь и досмотрю. Ты там хоть живой остался? – Трофим захохотал, прикрывая глаза ладонью. – Что ты смеешься? – возмущалась Глаша. – Вот что ты смеешься! Это завораживающе, невероятно, пронзительно красиво. Вот здесь точно уместно определение: страшно красиво. И самолет такой… Боже мой, фантастический какой-то: эти стремительные обводы, линии. Хищный. Красавец роскошный. И то, что вы там вдвоем делали, не передать словами какое великолепие. Но то, что ты там выделывал один… – она покрутила ладонями, пытаясь передать его полет, – это очень, очень мощно, офигенно красиво, но у меня сердце сейчас выскочит, так испугалась за тебя. И-и-и… я точно знаю, что больше не хочу смотреть твоими глазами ни на какую там землю или куда ты там вообще умудряешься смотреть, когда вот эдакий страх вытворяешь.

– Глаш, это просто моя служба. Ну вот такая она у меня. Я летчик-испытатель. Нормальная работа, – пожал плечами Разведов, все посмеиваясь над ее горячностью.

– Господи боже, еще и испытатель! – всплеснула руками Глафира. – Нет, это невероятно красиво, Трофим. Блистательно и невозможно. – И словно оправдываясь, тоном, каким обычно отказывают парням: «нет, ты, конечно, классный, но…», добавила: – Но это полный трындец. Мне надо как-то свыкнуться с мыслью, что вот это – твоя «нормальная» работа. Тебе самому-то не страшно?

– Когда работаешь, то просто выполняешь команду за командой по протоколу. Сплошной расчет, наработанные навыки и профессионализм. Ну а если случается нештатная ситуация, то, разумеется, бывает страшно, как любому нормальному человеку.

– То есть бывают еще и нештатные ситуации! Даже не говори мне. Пока ничего не рассказывай. Я смирюсь с этой мыслью, пересмотрю все ролики твоих полетов… – и вдруг сбилась с мысли, словно прислушавшись к себе. – Подожди… – нахмурилась Глафира, – ты что, выпрыгивал из самолета?

– Катапультировался, – поправил ее Разведов и поспешил оправдаться: – Но только один раз.

– Ладно, все, – в один миг успокоилась она. – Извини, что разошлась. Оказалось, что мне пока не по нервам примириться с твоими смертельно рискованными делами, хоть и очень красивыми. Но я справлюсь. – И повторила: – Я справлюсь. По крайней мере сейчас ты рядом со мной, а не вытворяешь эти свои головокружительные кульбиты в небе. Мне не надо сейчас об этом думать. А мне требуется сосредоточиться на другом. Завтра я должна вычислить убийцу Элеоноры и сдать ее Юре Лепину.