Татьяна Алюшина - Актриса на главную роль [litres]

– Да, – не задумываясь, сразу же согласился худрук. – Не только утвердил, а всячески продвигал бы спектакль, как и задумывал это делать, в том числе на «Маску» и на другие премии. А с Земцовой, уверен, мы бы все взяли все премии и первые места.

– Значит, для этого великого триумфа и осуществления грандиозной мечты требовалось только устранить меня с дороги, что Елена и попыталась сделать.

Земцова все улыбалась беззаботно-снисходительно, только ногу с ноги сняла и села ровно.

– Я установила записывающее устройство в моем кабинете. Во время второго акта есть десять минут, когда главная героиня отсутствует на сцене. Этого времени с лихвой хватает, чтобы пройти из-за кулис в мой кабинет, сделать задуманное и вернуться обратно. Тем более со сцены ведется громкая трансляция по всем гримерным и в моем кабинете в том числе, и она спокойно могла слушать происходящее на сцене и следить за временем. Ключи от моего кабинета у Лены давно есть, несколько раз ей приходилось в мое отсутствие заходить и оставлять образцы тканей, рисунки, а иногда и готовые костюмы для утверждения. В коридорах почти никого, большая часть людей, свободных от работы, наблюдает за постановкой из-за кулис. Да даже если бы Лену кто-то и встретил – она просто идет в туалет, который находится недалеко от кабинета. – Глафира перевела взгляд на Земцову: – Достать любое наркотическое средство вам не составляло никакого труда – остались же старые связи. Но, честно говоря, я думала, вы подкинете наркотик мне в сумку, после чего один звонок в полицию – и меня задерживают, как говорится, до выяснения. А это «выяснение» может сильно затянуться, минимум на неделю, если не больше. Уверена, вы бы не поскупились на количество наркосодержащего средства. Но вы решили иначе. Всем в театре известна моя привычка выпивать вечером чашечку кофе, перед тем как ехать домой. Как и тот факт, что в кофе-машину я заливаю воду только определенной марки. Одна бутылка всегда стоит рядом с кофеваркой, как правило, вскрытая. Какой препарат вы туда влили, не знаю, экспертиза покажет, но этот момент запечатлен на видеозаписи. – И спросила: – Подразумевалось, что мне станет плохо за рулем и я попаду в аварию? Исход которой совершенно не важен, лучше, конечно, смертельный, даже в рекламных целях для спектакля было бы круто, но даже если бы я не погибла, вас бы и это устроило. – Помолчала и закончила весь свой обличительный монолог: – А вот это, Лена, уже доказанное преступное деяние, подкрепленное экспертизой. И по совокупности доказательств, показаний свидетелей и признаний Мельниченко, да с учетом всех ваших прошлых заслуг, думаю, получите вы вполне внушительный срок. Уверена, что вы в курсе про смягчение наказания за чистосердечное признание, так что, Лена, самое время совершить свой coming out.

– Что, извините? – перепросила Лена с видом добродушной простушки.

– Каминг-аут, – вторично скорее автоматически, чем осознанно выступил в роли переводчика Грановский, – сленговое определение, «выйти из тени», «открыться».

– Да уж, – покачала головой Лена, – умеете вы выпендриться на ровном месте, лишний раз подчеркнуть свою эрудированность, знание языков. Всегда считала, что наша так называемая культурная элита страны на самом деле сборище непроходимых тупиц, самовлюбленных, напыщенных, инфантильных до неприличия, – поднимаясь с кресла, заметила Лена и медленно двинулась к Глафире. – Это хорошо, что ты решила побеседовать в узком кругу, так сказать, по-семейному, не выносить же весь тот бред, что ты здесь наплела, на всеобщее оглашение, а то можно неосмотрительно попортить репутацию Тихона Анатольевича, а нам ведь этого не надо. Да и сама оконфузишься ужасно.

– Эк вас, однако, разбирает-то, – сочувственно заметила Глафира.

– Отдай камеру, – ласково попросила Земцова, подходя к ней.

– Боюсь, что это невозможно, – отказала Глаша, убирая видеокамеру обратно в карман брюк.

– Ты не того боишься, – хищно улыбнулась, будто оскалилась, Земцова, сделав еще один грациозный шаг к Глафире. В этот момент она была завораживающе, по-животному притягательно красива, как может быть красивым дикий, хищный зверь перед атакой. – Ты моей лютости бойся, сука, – закончила фразу Земцова.

Глаша почувствовала, на что та решится в последний момент, и предприняла попытку вскочить, но не успела – каким-то необычайно стремительным броском Земцова буквально прыгнула вперед, опрокидывая Глафиру, навалилась сверху и, схватив двумя руками за горло, начала душить со всей силы, на какую была способна.

– Глаша! – одновременно с прыжком Лены подскочил с кресла и испуганно закричал Грановский.

И практически сразу же с грохотом распахнулась дверь, Разведов буквально пулей влетел в кабинет и с ходу схватил за волосы и ремень джинсов Земцову. Он дернул ее на себя, отрывая от Глаши с такой силой, что у Земцовой отлетела брючная пуговица на поясе и затрещала ткань джинсов под его рукой. Трофим откинул девицу в сторону и опустился на колени рядом с Глашей.

– Ты как?! – напряженным голосом потребовал ответа он.

– Нормально, – прохрипела Глафира, ухватившись за руку Трофима и пытаясь подняться.

– Нормально она… – проворчал Лепин, прижав коленом к полу извивающуюся Земцову и надевая той наручники. – Да не дергайся ты! Хочешь, чтобы я тебе до кучи впаял еще и сопротивление полиции? Так я устрою! – И почти проорал: – Гражданка Земцова, вы задержаны по подозрению в попытке убийства гражданки Пересветовой!

Трофим бережно поднял и усадил на стул Глашу, опустился перед ней на одно колено, тревожно рассматривая и осторожно щупая начавшие наливаться красным отметины на ее шее. В кабинете вдруг как-то резко оказалась куча народа: Зина Осиповна пыталась накапать в рюмочку валериановых капель и одновременно обмахивала папкой Грановского, который бессильно откинулся в кресле и держался за сердце; два каких-то мужика подняли и поставили на ноги Лену и повели на выход; еще двое о чем-то переговаривались с Юрой; его начальник полковник Осипов, оказавшись вдруг рядом с Разведовым, что-то спрашивал у Глафиры.

Балаган, подумала Глаша. Ну ладно, теперь можно.

Тут и Юра подоспел, весь на взводе, нервный, недовольный, грозный.

– Что ты вытворяешь, Пересветова?! – с ходу принялся отчитывать он. – Что за самодеятельность?! Какого…

– Юрий… – приструнила его Глафира, но таким необыкновенным, глубоким голосом, присущим только человеку, умеющему руководить, влиять на людей и принимать решения, что Юра Лепин в один момент опомнился.

Он вдруг осознал во всей полноте, что эта девушка, пусть и его бывшая одноклассница, по факту является известным режиссером и еще более известной актрисой, а ее брат на короткой ноге с губернатором и один из главных инвесторов края, а он – простой капитан полиции, который при всей его одаренности практически профукал преступницу, которую разоблачила она же, Глафира, как и убийцу Мельниченко перед этим. И на минуточку, она спасла жизнь одной из жертв.