Татьяна Алюшина - Актриса на главную роль [litres]

– Ива-а-ан? – потрясенный до глубины души, обескураженно протянул Грановский.

– Иван, Иван, – ответила за его верную помощницу Глафира. – Как говорят англичане, «у старых грехов длинные тени». Парню семнадцать лет, и похож он на маму, но и ваши черты проглядывают, если внимательно присмотреться, к тому же у него точно такой же, как у вас, скривленный зуб в верхнем ряду и ухо словно чуть надорванное. Странно, что вы этого ни разу не заметили.

– Зина? – все не мог поверить и как-то осмыслить услышанное Грановский.

– Ладно, Тихон Анатольевич, – решила закончить на сегодня со всеми разоблачениями Глафира, поднимаясь со стула. – Я думаю, наше присутствие здесь уже неуместно. Пойдем мы с Трофимом Романовичем.

– Подожди-подожди, Глаша, – заспешил остановить ее Грановский и ткнул указательным пальцем в сторону Зинаиды Осиповны. – Зина, мы сейчас с тобой поговорим. – Потом повернулся к своему режиссеру: – Ты понимаешь, что премьеру придется отменять?

– Зачем?

– Глафира, не дури мне здесь! Ты прекрасно понимаешь, что главную героиню играть некому, и придется переносить сроки премьеры и, наверное, приглашать актрису со стороны.

– Не придется, – заверила его Глаша. – Играть будет Гордеева. И я очень надеюсь, что прекрасно играть.

– Наташа? – удивился Грановский. Глафира на какое-то мгновение его даже пожалела: столько потрясений, разоблачений и признаний за столь короткий срок дались великому артисту очень непросто. – Она же в больнице, в очень тяжелом состоянии?

– Уже нет, – не стала вдаваться в подробности Глафира. – Ей гораздо лучше, и я с ней репетирую индивидуально.

Вчера утром Наташу Гордееву готовили к выписке, когда Глаша приехала к ней в больницу. Наталья лежала в одноместной палате, которую оплачивал театр, и сильно удивилась появлению режиссера:

– Глафира Артемовна?

– Угадали, – усмехнулась Глаша и, присев без спроса за стол, указала рукой на стул напротив себя. – Не буду обманывать и говорить, что приехала проведать вас. Про ваше самочувствие мне все и так известно, я справляюсь о нем регулярно. Я хотела поговорить с вами о другом. Уверена, вы в курсе наших новостей?

– Да, мне пишут девочки и Лев Андреевич. Я знаю про Катю Мельниченко и что на героиню вы взяли Лену Земцову, – настороженно сказала Гордеева.

– Наташа, ответьте мне на два вопроса. Первый: вы все еще хотите участвовать в постановке?

– Да, конечно, – не задумываясь, сразу же уверенно ответила девушка.

– Насколько сильно вы этого хотите?

– Очень. Вы же прекрасно понимаете, Глафира Артемовна, что спектакль в вашей постановке это на самом деле шанс, который не так часто выпадает артистам уездных театров. Мы же все видим и понимаем, как круто у нас получается. Просто потрясающе. Вся труппа в восторге, честно. И всем задействованным артистам безумно нравится то, что они делают. За такие шансы и роли люди дерутся, вон, даже убивают. И то, что спектакль будет резонансным и что он будет участвовать в фестивалях и конкурсах, тоже все отчетливо понимают. Это же просто небывалая удача, мы даже не сразу поверили, что Грановскому удалось вас заполучить.

– То есть, если я правильно поняла из вашей пламенной речи, вы на многое готовы ради этой роли?

– Все что скажете! – приложив ладонь к груди, со всей искренностью и пылом заверила Наталья.

– Я поняла, – кивнула Глафира. – Вопрос второй: вы сильно испугались там, на сцене, и после, когда осознали, что вас хотели убить?

– Очень, – честно призналась Гордеева. – До… не знаю чего. Было ужасно страшно, не передать насколько. Вдруг помутилось в голове, я не понимала ничего: где я, что происходит, сердце колотилось как сумасшедшее, и стало так плохо, больно… – Она прикрыла руками глаза. – Ужасно, просто ужасно! Жуткая слабость. Я даже не помню того момента, не осознавала, как вы меня водой отпаивали. Только когда пришла в себя, врачи сказали, что вы мне жизнь спасли. – Она отняла ладони от лица и с благодарностью посмотрела на Глашу.

– Это хорошо, что вам было страшно и вы это запомнили, – сделала странное заявление Глафира и заговорила особым голосом: – Наташа, вы очень хорошая актриса, талантливая, с прекрасной фактурой и сами это отлично понимаете. Но для того чтобы стать по-настоящему большой актрисой, выдающейся, уникальной, одного таланта мало. Вот вы не признаетесь до конца даже самой себе, а ведь вам дико осознавать, что вас реально хотели убить и вы были очень близки к смерти. – Она помолчала, перевела дыхание и продолжила: – Если вы хотите сделать качественный скачок в своем развитии как актрисы, да и как личности в целом, вам необходимо ваши страхи, потери и слабости превратить в ваши приобретения. У вас сейчас накопилась энергия трагедии, животного испуга за свою жизнь, вы испытываете душевный и физический раздрай, так погрузитесь в него до конца, прочувствуйте в полной мере и запомните это состояние, возьмите его на вооружение. А прочувствовав и запомнив, отталкивайтесь от него, как от самого дна, поднимайтесь над ним, преодолейте и ощутите свободу. Ту самую стервозную свободу, что есть в нашей героине, которую она чувствует, носит в себе. Для того чтобы сделать качественный скачок вперед, вам надо перестать себя щадить. Цивилизованный, городской человек, попадая даже в самую страшную ситуацию, которая требует немедленно упасть на землю, вжаться в нее и ползти, спасая жизнь, будет непроизвольно жалеть и оберегать свою одежду, боясь ее испачкать, не осознавая, что ему грозит реальная смертельная опасность, и неотвратимо погибнет. Так и вы боитесь выплеснуть из себя, раскрыть полностью свое нутро, потому что все люди привычно прячут и скрывают свою темную сторону, боясь быть отталкивающе-некрасивой, гадкой, безнравственной, неприятной, чего абсолютно не боится наша героиня, а порой даже специально эпатирует, кичится своей внутренней свободой. Проигрывая эти моменты на сцене, вы стараетесь, но щадите и прикрываете себя. Не бойтесь выкрикивать и показывать свои обнаженные эмоции и пропустите через себя, как ток, весь свой страх и ужас. Вам необходимо вырваться за рамки своих возможностей, подняться над ними, над условностями. Если вы не боитесь так играть, если вы чувствуете в себе достаточно внутренней силы и смелости преодолеть ограничения и полностью оголиться в этой роли, я помогу вам. Я объясню и покажу, как надо играть каждую сцену, и буду заниматься с вами каждый день.

– Я не боюсь, Глафира Артемовна, – помолчав и осмыслив все, что ей сказала режиссер, уверенно произнесла Гордеева. – И я готова как угодно меняться и делать все, что вы скажете. – И неожиданно чуть не заплакала. – Спасибо вам, – прошептала благодарно и повторила: – Спасибо.