Татьяна Алюшина - Актриса на главную роль [litres]

И этот его нарочитый покровительственный тон по отношению к ней, которого он придерживался с самого начала, и все его ментовские понты не что иное, как желание утвердиться, подсознательно приподняться, что ли. Или опустить ее до своего уровня.

А ведь Глафира никогда не была мажоркой, не выпячивала своего социального статуса, да она этим статусом и не особо интересовалась. Была со всеми одинаково приветливой, всегда что-то придумывала, заводила класс. И эта ее внутренняя свобода от любых условностей и разделений людей по классам и финансовой состоятельности поражала в ней.

И этот ее мужик, Трофим Разведов – вроде простецкий такой на первый взгляд, всегда доброжелательно-улыбчивый, ровный, а на самом деле подполковник, летчик в каком-то секретном подразделении. Юрий попробовал было прокачать инфу по нему и влез в базы минобороны, так мало того что информация оказалась закрытой, так еще и от начальства получил выговор, как бы вообще из органов не вылететь.

Вот такая канитель. А он чуть ли не орать на нее начал, что она тут занимается разоблачениями без его санкций.

Вот от чего это? Может, чувствует скромность личных достижений на фоне неоспоримых жизненных успехов бывшей одноклассницы? Или зависть к вот этой ее небывалой внутренней свободе? К талантам и способностям?

Бог знает. Прет из нас порой что-то непонятное, темное, неподконтрольное из глубин потаенных.

– Ладно… – пробурчал он неловко. – Это я того… испугался за тебя.

– Бывает, – кивнула Глафира, словно прочитала с листа все его размышления, сомнения и выводы о себе. – Все хорошо, что хорошо заканчивается.

– Не совсем хорошо, – проворчал Разведов, поглаживая пальцами все более ярко проступающие красные пятна на ее шее, и спросил с досадой: – Как же ты так подставилась, Глаша?

– Я не думала, что она кинется. Честно, – принялась объяснять Глафира. – Она же умная тетка и понимала, что проиграла.

– Как зачастую и бывает, – вмешался полковник Осипов. – Преступники, загнанные в угол, способны на неожиданные, рискованные поступки и кидаются в драку, и стараются ранить ножом, и стреляют порой. Вот поэтому заниматься их разоблачением и задержанием должны органы правопорядка, в которых работают специально обученные люди, а не любители-детективы из числа гражданских лиц.

– Полностью с вами согласен, – поддержал его Разведов, поднимаясь с колена. – Только почему-то они, эти самые обученные люди, послали куда подальше Глафиру Артемовну со всеми ее предположениями и потребовали не соваться в их дела, поскольку есть обвиняемая, она призналась, есть вещдоки и дело считай закрыто. Не хрен портить статистику. – Трофим посмотрел на Юрия. – Я правильно излагаю? Дословно? И чтобы разоблачить хитрую и опасную преступницу, Глафира Артемовна была вынуждена подставляться и рисковать собственной жизнью. – Разведов завелся не на шутку.

– «В то время как наши космические корабли бороздят просторы Вселенной», – попыталась разрядить обстановку Глафира, беря Разведова за руку.

– Ну да, – согласился Трофим, мгновенно успокаиваясь и накрывая ее ладонь своей. – Где-то так.

– Зина, откуда здесь столько людей набралось? – поинтересовался Грановский, махнув залпом из рюмашки лекарство.

– А вы разве не знаете? – удивилась Зина Осиповна. – Глафира разве вас не предупредила?

– О чем предупредила? Что я не знаю? – рассердился Грановский и пророкотал: – Глафира!

– Да все просто, Тихон Анатольевич, – спокойно уверила девушка и принялась разъяснять ситуацию: – Я все-таки режиссер, а не балалаечник деревенский на ярмарке, и уж выстроить мизансцену в состоянии. Прежде чем пройти к вам на разговор, я позвонила следователю, капитану Лепину, поставила его в известность о своих намерениях и полученных мной доказательствах вины Земцовой, ну и пригласила для задержания подозреваемой. Капитан со товарищи, даже с начальством, примчались буквально через пять минут. Уже в приемной я повторно набрала номер капитана, подождала, когда экран моего смартфона погаснет, и вошла к вам в кабинет. А господа полицейские в приемной слушали по громкой связи и записывали весь наш разговор.

– Но как ты ее вообще заподозрила? С чего? – не удержался от возмущенных ноток Лепин. Да и ладно, что ж теперь, трепетать перед ней, что ли, до конца жизни. Хотя, наверное, и стоило.

– Да, действительно, Глафира Артемовна, – обратился к ней полковник Осипов, – почему вы решили, что есть еще одна преступница?

– Я уже пыталась объяснить капитану Лепину, – холодно начала объяснять Глафира, – что у меня возникли большие и, с моей точки зрения, вполне обоснованные сомнения по поводу того, что Катя Мельниченко могла самостоятельно запланировать преступление, тщательно продумать все детали и осуществить задуманное.

– Глаш, – надулся Лепин, – ну настояла бы на своих сомнениях, сказала бы мне, что я дурак, написала бы заявление. В конце-то концов, что ты меня попрекаешь?!

– Капитан Лепин! – одернул его полковник, предупредив: – С вами еще предстоит отдельный разговор об обстоятельствах этого дела и вашей компетентности. Вы чуть не упустили преступницу, и рисковал гражданский человек. А сейчас позвольте объяснить все Глафире Артемовне.

– Да сядьте уже все! – раздраженно бросил Грановский, махнув широким жестом. – Тут и так голова кругом идет, а вы еще и митинг устроили в моем кабинете.

Впрочем, удержался, не форсировал интонацию, получилось что-то вроде солдатского братства только что вышедших с поля боя людей, типа: одно дело делаем. Что значит великий: во взгляде, в интонациях, в манерах, м-м-да. И ведь как мгновенно сориентировался и взял себя в руки! Вот оно, истинное мастерство, подумалось Глафире, с внутренним удовольствием наблюдавшей за худруком. А она еще, помнится, удивлялась, как он с Элеонорой живет – она же всегда в игре, в роли. А она как с ним жила? Он вон тоже всегда в образе, в роли.

Подполковник что-то негромко приказал двум полицейским, и те вышли из кабинета, остальные расселись поудобнее.

Начальственный дух – он есть, его, знаете ли, не обманешь.

– А теперь объясни все по порядку, Глафира, – потребовал Грановский.

– Да я вам тут битый час все по порядку раскладывала и объясняла! – начала горячиться Глаша. – Что объяснять? Вы прекрасно знаете, что я умею внимательно смотреть, примечать мелочи и детали, задавать правильные вопросы и не менее внимательно слушать ответы. Мне врезался в память момент, когда Мельниченко во время своего признания упомянула, что показывала свою игру, как она выразилась, «прекрасному специалисту» и что тот, мол, уверял ее, будто она идеально совпадает с характером роли, и даже работал с ней над этой самой ролью. Мне стало очень интересно, что же это за специалист такой. Потом я вспомнила Катину игру в одном из спектаклей и сомнения, которые выразила Зина Осиповна по поводу характера этой девушки. Вспомнила все свои разговоры, пусть и краткие, с самой Катей, свои личные выводы по поводу ее характера и склада натуры и поняла, что совершенно определенно Мельниченко не могла сама задумать и так старательно планировать преступление. Это просто какая-то невнятная фигня получается. А потом вспомнила слова ее бабушки, которые та бросила напоследок, про рогатину, которая в умелых руках пулемет. И поняла, что человек, который управлял Катей и контролировал ее действия, где-то совсем рядом, что называется, притаился у всех на виду, потому что на него никто никогда не подумает. И как-то всплыли в памяти слова одной из наших гардеробщиц, когда я расспрашивала ее про Катю: «Так вы спросите Леночку Земцову, они очень дружны были последнее время». Лена тщательно скрывала свою дружбу с Мельниченко, но в театре что-то скрыть практически невозможно. И то один человек вскользь упомянул про их дружеские отношения, то другой, а кто-то видел их шушукающихся. Не стану утомлять вас перечислением всех мелочей, которые я отметила, но в сумме они дали мне полную уверенность, что руководила действиями и направляла Мельниченко Лена Земцова.