Мария Воронова - Когда убьют – тогда и приходите [litres]

Было так благостно, что становилось страшно. Вдруг это всего лишь затишье перед бурей? Страх перед будущим мешал радоваться настоящему, хоть Ирина и понимала, что это глупо. Атеистка и реалистка, она все же верила в приметы и самой верной считала: «Чем похвалишься, без того и останешься». Так было всегда: стоило ей подумать что-то вроде «ах, как хорошо, что…», жизнь немедленно этого хорошо ее лишала.

Первый муж ушел вскоре после того, как она подумала: «Какое счастье, что я уже замужем и судьба моя определена», стоило порадоваться, что у нее растет крепкий и здоровый ребенок, как Егор немедленно заболевал. А когда она в недобрый час блаженно улыбнулась от радости, как хорошо, дружно и мирно живет с Кириллом, тем же вечером у них произошла первая серьезная ссора, причем из-за какой-то ерунды, суть которой теперь уже невозможно вспомнить.

Вообще ссорятся чаще по ерунде, чем из-за серьезных вопросов. Люди интуитивно понимают, что если нависла настоящая угроза, то разумнее потратить силы на ее устранение, чем на выяснение отношений. Ну, или трусливо сбежать, что тоже широко практикуемый вариант. А когда все в порядке, нигде ничего не каплет и над головой не висит, почему бы и не посвариться?

Умом Ирина понимала, что ссоры – это такая же неотъемлемая часть семейной жизни, как секс, а может, и главнее даже, но переносила любые размолвки очень тяжело.

Сразу начинало казаться, что все рухнуло, она отвергнута, изгнана из семьи, никому не нужна, и все потому что сама виновата. Какие-то свои мелкие ошибки разрастались до космических злодеяний, и Ирина начинала считать себя воплощением вселенского зла. В общем, это было ужасное состояние, ощущавшееся как болезнь.

Возможно, именно поэтому она заставляла Кирилла заниматься своими делами, отправляла его в кабинет работать над курсовиком или к приятелям, подсознательно боялась, что у него случится передозировка жены – опасное состояние, при котором любая пылинка может сдетонировать в дикий скандал.

Вот и сегодня после обеда она погнала его в кабинет, спать или работать, как ему больше нравится.

– Лев Толстой уже две «Войны и мира» написал бы, пока ты свой курсовик заканчиваешь!

– Ладно, ладно.

– До пенсии, что ли, молотом махать?

– Махать, фи… Я, может, черта оседлал, как кузнец Вакула.

– Рада за тебя.

– И если уж на то пошло, то лучше молотом махать за пятьсот рублей, чем издеваться над детьми за девяносто.

– Думаешь, тебя в школу распределят?

– Ну а куда? Ладно, пойду работать. Кофейку сделаешь мне в кабинет?

– Ага. И принесу в наколке и фартучке.

– С нетерпением буду ждать.

В кухне, покосившись на банку с Кирилловыми зернами, Ирина достала серебристый цилиндрик растворимого кофе.

Вошел Кирилл с рулоном ватмана:

– Ир, вам еще нужна ваша пентаграмма?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Гортензия сказала не выбрасывать, и я к тебе убрала пока. Не хочу, чтобы Володя спал в одной комнате с записями об убийствах.

– Разумно.

– Хотя, вообще-то, я не верю в хитроумного и неуловимого преступника.

– Мне кажется, она тоже. Просто ей, наверное, одиноко, вот и сочиняет себе.

Ирина снова пожала плечами. Чайник свистнул. Она залила черный порошок, тщательно размешала, чтобы как следует растворился, и добавила три ложки сгущенки.

– Заберешь, или принести тебе?

– Слушай, а давай ее в гости позовем? – вдруг предложил Кирилл. – Просто так, не для дела.

– А давай! Сегодня как раз фигурное катание.

– Ну вот и телик обновим, а то несправедливо, если такая мощность будет на нас одних молотить. И Егор силу воли потренирует, кстати.

Ирина пошла к телефону. Выковав левым образом (о чем ей совершенно ничего не известно) чугунные ворота для дачи какого-то важного человека, Кирилл недавно разжился огромным цветным телевизором.

Пока Володя маленький, поставили импортное чудо на кухню, но смотрели редко. Как-то в семье не прижилось это развлечение. Егор как услышал, что в Америке телевизор называют ящиком для идиотов, так стал его сильно сторониться, делая исключение только для «В гостях у сказки» и «В мире животных», и иногда для таинства, которое у них с Ириной называлось «после времени».

После программы «Время» обычно показывали художественный фильм, и, если он был интересным, Ирина смотрела его в обнимку с сыном. Они вместе смеялись, вздрагивали от ужаса и подбадривали героев, а сознание, что он смотрит фильм вечером, как взрослый, добавляло Егору остроты переживаний.

Но и тут работал закон подлости. Если в программке был заявлен по-настоящему отличный фильм, который Ирина давно хотела посмотреть и показать Егору, немедленно случался какой-нибудь съезд или пленум, кто-то из Политбюро толкал речь, которую без купюр передавали в программе «Время», вместо тридцати пяти минут передача шла полтора часа, и семейный просмотр отменялся.

А вообще в семье больше любили читать, и новый телевизор по большей части стоял в углу, по-мещански накрытый салфеткой, чтобы не скапливалась на нем густая кухонная пыль.

Пока в трубке шли длинные гудки, Ирина вдруг подумала, что вышла замуж не только по любви, но и выгодно. У них просторная квартира с такой большой кухней, что ее можно считать за гостиную, муж зарабатывает кучу денег… Она мать богатого семейства, черт побери, а все никак не вылезет из шкуры убогой разведенки. Все ей кажется, что сейчас поймут, что она недостойна счастья и благополучия, и все отнимут. Тоже паранойя, если вдуматься…

Войдя и сняв пальто, Гортензия Андреевна извлекла из сумочки бутылку рижского бальзама.

– Думаю, вашему фирменному кофе для полноты вкуса недостает именно этого, – сухо сказала она, – а тебе, мальчик, я принесла книжку.

Она подала Егору слегка потрепанный томик в картонной обложке и с холщовым корешком.

– Это Николай Носов, «Витя Малеев в школе и дома». Очень интересная повесть, но если ты прочитаешь ее внимательно, то найдешь там множество полезных советов о том, как надо правильно учиться.

– Спасибо, Гортензия Андреевна, – отчеканил Егор.

– Если нам с тобой еще придется увидеться, то я спрошу, что ты понял после прочтения этой книги, поэтому читай вдумчиво и запоминай самое важное.

Кирилл тихонько похлопал Егора по плечу.

– Ну, пойдемте в кухню? Скоро начинается, – Ирина включила телевизор.

Гортензия Андреевна приподняла бровь:

– Может быть, сразу к делу?

– Гортензия Андреевна, мы вас пригласили просто посмотреть чемпионат.

– Да? Какое досадное недоразумение. Я не люблю спорт. Впрочем, если вы болеете, то и я посмотрю.

– Ну не так, чтобы прямо болеем…

– Столько сил, сколько бросает государство на спорт высоких достижений, имело бы смысл тратить только в одном случае: если бы с помощью спортивных рекордов решались бы те вопросы, которые сейчас решаются войной. Например, если два государства не могут договориться дипломатическим путем, тогда они обращаются в Олимпийский комитет. Там говорят: «Отлично, мы вам назначаем футбольный матч, стометровку и шахматный турнир». Кто выиграет два из трех, тот и победитель. Израиль с Палестиной развели по углам: вам фигурное катание, биатлон и толкание ядра. Победитель получает сектор Газа, и на этом точка. Вот если бы так было, то я бы обеими руками голосовала за развитие спорта.