Петр Ингвин - Всемуко Путенабо [СИ]

— Кто там? Представляете, сколько времени? Люди спят!

— Это ваши соседи справа! — Лиза приникает к резонирующему дверному полотну почти самыми губами. — У нас несчастье! Можно от вас позвонить? — Ее трясет от холода. Пистолет в руке дрожит. Ей хочется пристрелить всех жильцов этого дома сразу и каждого по отдельности.

— Справа квартира пустует. Кто вы?

— Арендаторы!

— Арендатор — другая женщина, мы ее видели.

— Мы ее подруги!

— Это в вас стреляли?

А говорили, что спят.

— На нас напали. Теперь не можем попасть домой.

— Цель — не Леонид? — вцепляется в нее Кристина, пытаясь оторвать и повернуть в свою сторону.

— Нет!

— А кто?!

Из-за двери:

— Мы вызвали полицию, ждите. Приедут — разберутся.

Лиза опускается на холод бетонного пола. Полиция. Внутри — связанный Леонид. Что за день…

В необъяснимом порыве она поднимает пистолет и назло соседям с оглушающим грохотом разряжает обойму в замок двери. Так не раз показывали по телевизору. После этого в кино дверь отворяется.

В кино. На деле резиновые пули всего лишь увязли в отделке. И хорошо, что отделка деревянная, ведь если бы они срикошетили от стального полотна, то была бы совсем потеха.

После невыразимого грохота голос снизу лестницы едва слышен:

— Кто стрелял?

Полиция.

— А кто не стреляет когда нужно, хотя ему по должности положено? — огрызается Кристина.

Она зла на полицию и на весь свет. Шубка. Шапка. Серьги. Кольцо. Документы и прочее. Телефон. Если бы полиция была расторопнее…

— Поговорите еще тут, — обрывает первый из подошедших полицейских

Грубым рывком пистолет оказывается в его руках.

— Было ограбление, — сообщает Лиза.

Они с Кристиной жмутся друг к другу, как влюбленная парочка. Вместе не так холодно и не так страшно.

Полицейские иронично косятся на них. Одна в подмокшем вечернем платье, другая почти ни в чем. Газовый халатик — это даже не нижнее белье. Мороз сделал свое грязное дело, выпятив то, что не требовалось. Старший патрульный усмехается: если с вас, дескать, что-то и сняли, дамочка, то, скорее всего, не что-то, а кого-то.

— Что взяли?

Лиза кивает на подругу:

— С нее. Шубу, шапку…

— Кольцо с рубином, серьги с гранатами…

— С чем-чем? — ухмыляются полисмены.

То, что происходит, для них — развлечение. Намного приятнее в подъезде девушек разглядывать, чем на жутком морозе торчать.

— Сумку, в которой были документы, телефон и кошелек с деньгами, — игнорируя сарказм, спешно продолжает Кристина. — Кредитную карточку. Ключи от квартиры.

— От этой? — поступает указание на стойкую расстрелянную дверь.

— Нет. От другой.

— Сколько было грабителей, как выглядели?

— Двое, в темных пуховиках и вязанных шапках по самый нос.

— Куда побежали?

— В сторону магазина.

— Сержант, — обращается старший к одному из стоящих ниже по лестнице своих. — Давай.

— Уже пять минут прошло. — Кристина даже не надеется. — Так вас и ждут.

— Разговорчики. — Полицейский встает у закрытой двери. — Открыть пытались?

Лиза тоскливо кивает.

Крепкое плечо давит на дверь, та трещит и вдруг приоткрывается. Захлопнувшийся накладной замок висел, как говорится, «на соплях» — саморезы расшатались и при первом же достаточном усилии выползли наружу.

— Спасибо!

Не успевает Лиза ринуться внутрь, как локоть попадает в капкан полицейской хватки.

— Вы хозяйка квартиры?

— Нет.

Полицейский оборачивается к Кристине:

— Вы?

— Мы арендаторы, — повторяет Кристина услышанную только что фразу.

Полицейский берется за дверную ручку:

— Можно пройти?

— Да, — с радостью заявляет продрогшая Кристина и собирается проскользнуть следом.

— Нет!!! — одновременно с ней жутко кричит Лиза.

- - — -

— Где Горский? Где деньги?

Они еще едут. За тонированными окнами проносится прежняя жизнь. Больше ее не будет. Никогда. Больше ничего не будет.

Пока в минусе только несколько передних зубов. Жизнь встанет на кон чуть позже.

— Ну?! — Огромный гамадрил нависает над ним, и над лицом в очередной раз взмывает кулак, больше похожий на кочковатый булыжник.

— Постой, — одергивает голос спереди, — не надо. Люди бывают разные. Может быть, как раз этот конкретный молодой человек не хочет стать трупом или инвалидом и сам все расскажет.

— Расскажешь? — Прожигающий глаз громилы занимает половину кругозора.

— Да. Но ваши вопросы не ко мне, я знаю мало.

Слова едва прорываются сквозь кровь и крошево во рту.

— Вот и молодец, — голос спереди не принимает в расчет последнюю оговорку: если потребуется, жертва расскажет и то, что не собиралась. Дело только в подходе. — Говори. Где Горский?

— Не знаю.

Он хрипит и задыхается.

Кулак опускается где-то вне видимости и страстно встречается с почкой. Кирилл сгибается, его разгибают обратно.

— Ответ неправильный. Начнем еще раз с другого конца. Где деньги?

- - — -

«Если хочешь быть любимым — люби». Сенека. Девиз на все времена.

Он любит. Ох, как любит. Забыв обо всем. Забыв о ядовитой химере по имени свобода. Теряя мысль и останавливаясь на полуслове. Теряя деньги. Много денег. Пусть. Это стоит всего.

Его фея. Сказочное трепетное создание. Божество.

Он смотрит на нее. Конец света. Гибель Помпеи. Она обнажена. Она так естественна, так органична. Разум падает к ногам, чтобы стелиться под статными ножками. Чтобы быть ковриком, который обнимает маленькие ступни. Быть одеждой, принимающей ее в свое махровое нутро. Быть лучом, путешествующим по совершенным вершинам, предвзгорьям и пещерам…

Еще немного подождать.

Терпение горько, но его плод сладок, сказал Руссо. В точку.

Любовь всегда обещает несбыточное и заставляет верить в невозможное. Оскар Уайльд. Отлично.

Или вот еще:

«И неожиданно что-то вкусно взболтнет в кастрюле в фартучке, который так обнимает ее своими ленточками, что каждый мужчина на его месте висел бы, свесив голову, обжигая спину, и молчал, принимая на себя все пятна и удары… Красивая женщина пройдет по столам, не опрокинув бокалы, и опустит взгляд, под который ты ляжешь. У нее нет хозяина, а есть болельщики и гурманы…» — Михаил Жванецкий, «Красивая женщина».

Вот и с ней так. Божественная…

Болельщик и гурман. Идеальное определение.

Веб-камера показывает в реальном времени. Он долго смотрит на экран. На нее. Когда становится совсем невыносимо, переключает. Картинка сменяется. В еще более тесной клетке томится другой.

Совсем недолго осталось.

- - — -

— Нельзя! — Лиза бешено вращает глазами и вновь бросается в комнату.

— Стоять!

Могучий рывок возвращает ее в холод площадки.

— Мне нужно одеться.

— Придется подождать.