Ирина Зарубина - Частный сыск

Наташу вновь пронзил животный страх, но, взглянув на Чернова, она поняла, что эти слова — вовсе не угроза, а просьба осознать весь ужас положения, в котором он оказался.

Не похоже было, чтобы Чернов лгал.

Разве стоило ради этого, рискуя жизнью, пробираться к ней домой, понимая, что погоня висит на хвосте и преследователи вот-вот появятся на пороге?…

— Если вы невиновны, зачем же в таком случае бежали из тюрьмы, вместо того чтобы доказать на суде, что произошла ошибка? — спросила она.

— А что мне оставалось делать? Вы же понимаете, что меня должны расстрелять. Кто будет слушать мои объяснения, если и факты и люди — все свидетельствует о том, что главарем этой шайки был именно я!..

— Но бегство — не выход!..

— Я должен спрятать свою семью там, где ее никто не сможет обнаружить. Тогда у меня будут развязаны руки. Вот увидите, я смогу доказать, что чист. Мне очень важно было сказать вам об этом в лицо, потому что я знаю, что вы думаете обо мне, и не хочу, чтобы вы так думали. А теперь — я должен уходить…

— Постойте, — в замешательстве проговорила Наташа. С одной стороны, речь Чернова вновь заронила в ее душе зерна сомнений, с другой — она понимала, что должна любыми средствами задержать беглеца, пока не объявится водитель посланной за нею машины и не скрутит его, — постойте… Я ведь таки не спросила у вас…

— После! — оборвал ее майор. — Запомните такую фамилию: Никифоров. Именно с ним я говорил о Додоне… ну про то, как я его пристрелил. Он ветеринар. Может, он и знает что-нибудь…

Широким шагом он прошел в коридор и, подняв недвижное тело Виктора, уложил на кушетку, заботливо поправив подушку под головой.

— Он сейчас очнется, — сказал Чернов, — удар был несильный. С ним все будет в порядке. Извинитесь за меня перед супругом. У меня не было иного выхода… Прощайте! Что бы ни случилось, не думайте обо мне дурно. Помните: я не виноват, кто бы что ни говорил!..

И он бесшумно стал спускаться по лестнице.

Несколько мгновений Наташа прислушивалась к удаляющемуся звуку шагов, а затем, закрыв дверь, метнулась на кухню — делать холодный компресс для мужа.

Строго говоря, ей надо было бы сейчас бросить все и разыскивать ближайший телефон, чтобы позвонить в отделение, однако что-то останавливало молодую женщину.

Она вспоминала горящие глаза Чернова у самых ее глаз и его умоляющий шепот:

— Верьте мне!..

Разумеется, она не могла ему поверить, но и не верить теперь тоже не могла.

Три минуты спустя раздался стук в дверь, и Наташа пошла отворять.

— Он только что был здесь, — сказала она шоферу, здоровенному верзиле в милицейской форме — ищите, он не мог далеко уйти.

И только тут она вспомнила, где видела Чернова — да в аэропорту же и видела. Это был тот самый потерянный кавалерист…

В пятом часу утра выяснилось, что погоня не увенчалась успехом. Чернов скрылся. Причем скрылся издевательски нагло. Просто тормознул частника — и тю-тю. Этого частника быстро перехватили на Ленинградке (на пустой магистрали это было раз плюнуть), но в машине беглеца уже не было. Водитель сказал, что человек, похожий по приметам на Чернова, попросил подбросить его до «Динамо», а конкретного адреса не называл. В район кинули оперативников, военнослужащих, но — безрезультатно, как в воду канул.

— Вещи собрали? — тараторил шофер. — Давайте, я вам помогу.

— Я никуда не поеду, — твердо заявила Наташа.

— Как — не поедете? — опешил тот. — У нас приказ доставить вас…

— Я никуда не поеду!.. — повторила Наташа с еще большей решительностью в голосе.

— Но вам же грозит опасность!..

Из ванной выглянул Виктор, все еще прижимавший к разбитому подбородку мокрое полотенце. Только что его стошнило. Наверное, у него все-таки легкое сотрясение.

— Тише, не кричите, — цыкнула Наташа. — Ребенка разбудите. Уже не грозит. Езжайте спокойно, я позвоню.

— Мое дело маленькое. — Шофер пожал плечами и вышел на лестничную клетку. И уже оттуда спросил для очистки совести: — А может?…

— Нет! — И Наташа захлопнула дверь.

Только под утро, когда благоверный забылся на ее груди болезненным сном, она смогла трезво обдумать создавшуюся ситуацию. А вот руки ее продолжали Дрожать. Ну и ночка выдалась…

Почему Чернов сбежал?

Потому что он виновен и побоялся «вышки». Он решил пойти ва-банк. Какая разница, где и как умереть?

Допустим. Но почему, вместо того чтобы залечь на дно, убраться из Москвы куда подальше, он явился к ней, подвергая себя безумной опасности? На первый взгляд этому есть единственное объяснение: чтобы отомстить.

Но Чернов не убил ее, даже не покалечил. Виктора только стукнул, и то в общем-то по необходимости. С его точки зрения…

Он просил о помощи. Нет, не на словах, это читалось в его глазах, в его затравленном взгляде.

Видимо, объяснение поведению Чернова кроется в психологии, уж очень неоправданными и противоречивыми были его действия и поступки. Сбежать — и тут же прийти к прокурору… Это все равно что навестить следователя, причем в его рабочем кабинете… Глупость… В этом есть какая-то сумасшедшинка. Точно, Чернов все-таки псих…

И лишь сейчас Наташа по-настоящему осознала, как близка была она от смерти. Наплевать на себя, но родные… Инночка… Такие обычно вырезают всю семью, чтоб без свидетелей…

Надо было уехать… Надо было…

И руки вновь задрожали.

Наташа осторожно высвободилась из объятий мужа, прошла к Инночке, прислушалась к ее дыханию. Ровное, глубокое…

За окном скреб лопатой тротуар невидимый дворник. Город потихонечку просыпался, оживал.

По кухонному столу пробежал маленький таракашка, испугавшись неожиданно вспыхнувшего света. Наташа хлопнула его шлепанцем. Промахнулась. Хлопнула еще раз, но таракашка успел юркнуть в щелочку между столом и стеной.

Откуда он взялся? У них же сроду не было тараканов. Наверное, кто-нибудь морит, вот он и эмигрировал из своей квартиры. Беженец… Странно, но говорят, что это хорошая примета, мол, появляются тараканы — появляются деньги. Нет уж, лучше без денег, едва сводить концы с концами, но и без этих омерзительных тварей.

От перевозбуждения Наташа чувствовала в себе мощнейший заряд энергии (положительной или отрицательной — это она еще не поняла), который рвался наружу и не позволял ей сомкнуть глаза. Но если не уснуть сейчас, где-то около двух дня навалится усталость, будет очень тяжело.

В кастрюльке закипела вода (чайник давно сгорел, а купить новый руки не доходят). Чай или кофе? Пожалуй, чай…

А кто такой Никифоров? Его имя на следствии ни разу не всплывало. Как же так? Почему Порогин упустил такого важного свидетеля? Свидетеля, который, возможно, дал бы новый ход следствию… Или никакого Никифорова не было вовсе? Хотя… Магнитофонная запись, невесть откуда попавшая к адвокату Ярошенко… И сухая безоблачная погода пятого апреля… И школьный журнал… Казалось бы, мелочи, но если в них вдуматься хорошенько, то получается, что все словно белыми нитками шито…