Айрис Мердок - Лучше не бывает

– Я ухожу в ванную, – сказал Дьюкейн. – Чтобы вы были одеты, когда я вернусь.

Он вышел в ванную и запер дверь. Он открыл кран. Пригладил пышные волны темных волос и пристально посмотрел на свое лицо в зеркале. Его лицо было загорелым, сияющим, потным. Глаза как будто были навыкате и пристально смотрели на свое отражение. Он высунул язык, широкий и похожий на лопату. Он слышал, что в спальне происходит какое-то движение. В дверь осторожно постучали.

– Я уже готова, – сказала Джуди.

Она оделась. Зелено-голубое платье тесно обхватывало ее тело. Ее груди, думал Дьюкейн, о, ее груди, всего лишь мгновение назад я мог ласкать их. И он подумал: как она красива в одежде. Было похоже, как будто они только что занимались любовью, и теперь он чувствовал себя умиротворенным, а страсть явилась под покровом нежности, как это бывает при виде одевшейся возлюбленной.

Он быстро прошел мимо нее и открыл дверь спальни.

Послышался какой-то шум, и на лестнице появился Файви, он посмотрел Дьюкейну в лицо в полутьме лестницы. Файви был одет в черные брюки и белую рубашку и напоминал своим видом лидера какой-то балканской революции. Он стоял с бессознательно вызывающим видом, откинув голову и крутя усы рукой.

Дьюкейн сказал, верней, почти закричал:

– Файви, как это прекрасно, что ты еще не спишь. Ты можешь вывести машину и отвезти эту даму домой.

– О, но… – сказала Джуди, отступая обратно в комнату.

– Давайте уходите, – сказал Дьюкейн. Не касаясь ее, он обошел ее сзади и вынудил ее выйти. Он включил свет на лестнице.

– Доброй ночи, – сказал Дьюкейн. – Мой слуга отвезет вас домой. Файви, иди заведи машину. Миссис Макграт подождет тебя у входной двери.

– Очень хорошо, сэр, – сказал Файви с видом, исполненным достоинства. Он спустился по лестнице.

– Спускайтесь, – сказал Дьюкейн Джуди. – Я останусь здесь. Ждите Файви у дверей. Он сейчас будет. Спокойной ночи.

– Вы на меня не сердитесь? Мы увидимся еще? Пожалуйста?

– Спокойной ночи, дитя мое, спокойной ночи, – сказал Дьюкейн, указывая ей путь.

Она медленно прошла мимо него и стала спускаться. Через минуту он услышал шум мотора и хлопанье передней двери.

Дьюкейн вернулся в спальню, закрыл дверь и запер ее. Минуту он постоял, ничего не ощущая. Затем он осторожно опустился на пол и, закрыв глаза, прижался к нему лицом.

– Разве это не забавно узнать – кукушка в Африке не кукует! – сказал Эдвард.

– Генриетта, ты выпустила жабу из ванной? – спросила Мэри.

– Я хотела приручить ее, – сказала Генриетта, – люди могут приручить жабу.

– Ты выпустила ее из ванной?

– Да, она снова в саду.

– Кукушкам трудно сидеть на земле, – сказал Эдвард. – У них две лапы направлены вперед, а две – назад. Я вчера видел одну, как раз после того, как мы видели тарелку…

– Не разбрасывай вещи, Эдвард. Если ты так ценишь «Охоту на ос», то почему ты положил на нее мармелад?

– Слушай, она поет теперь иначе, – сказал Эдвард. – Кукушка в июне меняет мелодию. Слушай.

Далекое, гулкое «ку-ку, ку-ку» проникло в открытое окно кухни.

– Я бы хотела, чтобы пошел дождь, – сказала Генриетта.

– Идите погуляйте, – сказала Мэри, – и возьмите Минго с собой. Он крутится у меня под ногами.

Близнецы вышли. Генриетта толкала брата впереди себя. А сзади плелся Минго, слабо помахивавший хвостом в сторону любого, кто обратит на него внимание. Монроз опять занял, свернувшись клубком, комфортное место в корзинке и наблюдал за их выходом, явно засыпая. Кот не был приверженцем раннего подъема.

– Кажется, мы тоже крутимся у тебя под ногами, – сказала Кейт. – Вставай, Джон, пойдем в сад, хорошо? Какое райское утро. Господи, как хорошо возвращаться домой!

Кейт подняла свою испанскую корзинку и через неприбранный холл направилась на лужайку перед домом. Теплый утренний воздух обнял ее, плотный и экзотический в сравнении с прохладой, царившей в доме, полный запахов и испарений, пробужденных уже давно поднявшимся солнцем, хотя, с точки зрения людей, еще было раннее утро в лесистых холмах и спокойном море.

– Ты слышал сегодня кукованье старой кукушки в четыре часа утра? – спросила Кейт. – Надеюсь, она не разбудила тебя.

– Я сам проснулся.

– Уже прошел самый долгий день, ведь правда? А середина лета будто все длится и длится.

– Безумие середины лета.

– Что?

– Ничего. Это сумасшедшее время года.

– Сумасшедшее и прекрасное. Надеюсь, мы тебя не разбудили своим приездом. Октавиен страшно шумел.

– Нет.

Дьюкейн приехал в Трескомб вечером, а позже Кейт и Октавиен вернулись из Танжера. Сегодня была пятница, и Октавиен уже должен был срочно уехать в Лондон на важное совещание.

– Бедный Октавиен, ему пришлось поторопиться. Он едва успел поздороваться с тобой.

– Хм.

– Джон, с тобой все в порядке? Ты кажешься угнетенным. Барби сказала, что думает, ты заболел или что-то в этом роде. Ничего плохого не случилось за время моего отсутствия?

– Нет, ничего.

– Ничего, теперь я вернулась и пригляжу за тобой, и ты снова станешь толстеньким и веселым.

– Как Октавиен.

– Джон, Джон, ты какой-то сварливый сегодня! Ты даже не спросил меня о Танжере. Все равно я тебе расскажу как-нибудь. О, какая чудесная погода! Я так люблю такие утра в Англии, когда стоит жара. Знаешь, чего мне не хватало в Африке, так это росы. Думаю, роса бывает и в Африке. Надо спросить у близнецов. Но все там такое пыльное. Чувствуешь, как роса обрызгивает ноги? Она такая прохладная. Но ты не чувствуешь, на тебе носки. Как ты можешь носить теплые шерстяные носки в такую погоду! Почему ты не надел сандалии? Октавиен в Африке все время ходил в сандалиях, от этого он казался моложе. Давай присядем здесь.

Она села, расправив свою юбку в красно-белую полоску. Джон чуть не сел на юбку и неловко отодвинул ее край в последний момент.

Лужайка заканчивалась зарослями спиреи, по кустам которой сейчас были рассыпаны огоньки клубнично-розовых соцветий. Отверстие в изгороди вело к скошенному лугу, сразу за которым начинался лес, а над ним было видно море, разлившееся по горизонту голубым и серебряным сиянием. Шумно жужжали пчелы. В пестрой зелени леса мелькали поющие птицы. Дьюкейн чихнул.

– Будь здоров! Надеюсь, это не из-за сена. Этот чудесный запах навевает столько воспоминаний! О Джон, как я рада, что вернулась домой. Да и всякий любит возвращаться, правда? Я чувствую себя усталой, но это приятная усталость. Солнце утомляет, тебе не кажется? Посмотри, как я загорела. А Октавиен стал просто цвета кофе с ног до головы. Да, с ног до головы! Он носил там всю последнюю неделю феску и выглядел совсем как старший евнух в «Похищении из сераля». О Джон, у меня для тебя смешной подарок – очаровательная марокканская шляпа ручной работы, я хотела принести ее вниз.