Вера Арье - Сердце мастера [litres]

Приготовив диктофон, Оливия опустилась в это заманчивое кресло и огляделась.

– Наверное, прозвучит нескромно, но я все же полюбопытствую: в вашем доме я не увидела ни одного предмета искусства…

– Вы очень наблюдательны, Оливия. Это городская резиденция – я здесь иногда остаюсь ночевать, но не живу. Для моей коллекции нужно гораздо больше места, не держать же мне всех «Итей» под замком в тесной комнате – им нужен «воздух», правильное освещение, перспектива… Кроме того, необходима круглосуточная охрана.

– Кстати, об «Итее». Хотела вам ее показать…

– Вы привезли с собой оригинал?!

– Нет, что вы, только снимок.

– Разумно, – похвалил ее Волошин.

Он взглянул на протянутую Оливией фотографию.

– Заочно экспертизу не произведу, я не специалист, но по авторскому стилю очень похоже… Откуда она у вас?

– Это подарок.

– Вам повезло. И с самим подарком, и с тем, кто его выбирал.

Оливия смутилась и полезла в сумку за айпадом, где были записаны вопросы для интервью.

С вводной частью беседы они покончили довольно быстро – Волошин хорошо подготовился, выдавая порциями продуманную информацию, какую обычно публикуют в пресс-релизах. Но когда речь пошла о Монтравеле, из его речи исчезла всякая формальность. Оливия смотрела на его асимметричное лицо – на эти скульптурные скулы, костистый нос, раздвоенный подбородок – и удивлялась, насколько увлеченным может быть человек, чей основной род деятельности не связан с искусством! Перед ней был не прагматичный бизнесмен, а флибустьер, летящий по волнам воображения в поисках чувственной наживы.

– …Шедевр рождается тогда, когда соединяются любовь и мастерство [16] Перефразированное утверждение теоретика искусства Джона Рёскина. . Последнего к своим шестидесяти годам Монтравель накопил предостаточно, проделав путь от нищего студента парижской Школы изящных искусств до признанного мэтра, чьи скульптуры выставлялись в музеях и украшали собой городские парки. Любви на закате лет он уже не искал – жена и сын давно жили отдельно, предоставив чудаку возможность уединиться в его деревенском доме в Кольюре [17] Курортный город в южной части Франции, расположенный рядом с испанской границей. . В Париж Монтравель наезжал редко и без удовольствия – лишь по рабочей необходимости. В один из таких визитов он зашел в гости к своему старому приятелю-галерейщику…

– И там случайно оказалась Дора? Кажется, я читала об этом в каких-то мемуарах.

– Она оказалась там совсем не случайно. Дора Розенталь – так звали в девичестве эту быстроглазую ладную девчонку с копной волнистых волос, которые она укладывала в «греческий узел» – своему стилю, к слову, она не изменила и в старости. Шел тысяча девятьсот двадцать четвертый год. Уже десять месяцев она жила с родителями во французской столице, сбежав от «красного террора» и от погромов в родной Одессе. Отец ее, довольно одаренный музыкант, вынужден был устроиться работать тапером в кинотеатр, мать нашла место швеи в небольшом ателье. А Дора… Дора упивалась Парижем, заводила новые знакомства, готовилась к поступлению в Школу изящных искусств, что не могло не огорчать ее близких – ну, какая это профессия в послевоенные-то годы!

– Насколько я знаю, поступить ей туда так и не удалось.

– Нет, конечно. Она говорила по-французски с сильным акцентом и, самое главное, у нее не было настоящего художественного дара. Но, как показало время, был вкус к коллекционированию. Свое собирательство она начала с кукол. Бродила по лавкам старьевщиков, выкупая за гроши разнообразных poupettes. Через пятьдесят лет она продаст эту коллекцию и на вырученные деньги – к слову, немалые – откроет галерею имени Монтравеля.

– Так кто же их друг другу представил?

– Один из художников, вхожих в этот артистический круг, рассказал Доре, что Монтравель ищет новую натурщицу – отчего бы ей себя не попробовать? Он взялся их познакомить… Дело в том, что предыдущая модель скульптора, как и вы, была гречанкой. Она скоропалительно вышла замуж и покинула Францию. Монтравель, выросший в семье простых виноградарей, в первую очередь ценил в женщинах естественность, природную силу, живую «неотшлифованную» красоту. Среди рафинированных парижанок такой типаж встречался нечасто, а провансальские и каталонские красавицы были для него слишком уж бесхитростны и грубы. В Доре сошлись все нужные ему качества – Монтравелю достаточно было одного лишь взгляда, чтобы понять, что перед ним больше, чем просто хорошенькая мадмуазель. Он увидел в ней будущее…

Рассказывая, Волошин поглядывал на Оливию, которая делала какие-то пометки у себя в блокноте. Незаметным движением он придвинул к себе чистый лист, лежавший на столе, и принялся как бы механически, бездумно что-то на нем набрасывать.

– Монтравель в тот момент только вернулся из Греции, где в Итее, маленьком городке на севере Коринфского канала, проходила свадьба его бывшей натурщицы. Он был очарован этими местами, буквально переполнен впечатлениями…

– Так вот почему он выбрал такое название!

– Да, увлеченность греческой античностью сильно изменила стиль мастера в последние годы. Из его скульптур ушла былая тяжеловесность, исчез характерный для его ранних творений сплав лиризма и монументальности. Несколько дней, проведенных в Итее, и последовавшая за ними встреча с Дорой, стали для него новой точкой отсчета.

– Дора оставалась рядом с ним два десятка лет?

– Да. Однако продолжал придерживаться своих правил – не воплощать в камне или бронзе конкретную женщину, как бы ни была она близка к идеалу, а реализовывать с ее помощью Идею. Понимаете, каждая его статуя – это философский трактат, который нужно лишь научиться считывать. Именно поэтому на многих эскизах, включая и вашу версию «Итеи», у натурщицы нет лица. Оно было для него не важно… Однако портреты Доры он тоже рисовал – носил с собой блокнот из шифоновой бумаги и делал наброски. Существуют десятки ее изображений в цвете, в карандаше, в сангине… Часть из них – в моей коллекции.

– И все же… двадцать лет быть натурщицей… Это огромный срок. За это время она могла бы выйти замуж, завести детей… – недоумевала Оливия.

На лице Волошина внезапно мелькнула тень беспокойства. Но он тут же совладал с собой и ответил с обычной невозмутимостью:

– Дора трижды вступала в брак. Фамилию первого мужа она носила всю свою жизнь: Валери. Он был начинающим фотографом, как и она, участником молодежного движения. Они вместе путешествовали по Франции автостопом, бороздили лавандовые поля Прованса, пересекали горные хребты Пиреней, ночевали на безлюдных пляжах Бретани…