Вера Арье - Сердце мастера [litres]
- Название:Сердце мастера [litres]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент 1 редакция (4)
- Год:2020
- ISBN:978-5-04-104910-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Вера Арье - Сердце мастера [litres] краткое содержание
Герои книги – журналист Родион Лавров и его юная спутница – берутся за заказное расследование, затрагивающее судьбы очень разных людей: одержимого московского коллекционера и обаятельного парижского махинатора, талантливого французского скульптора и его русской музы…
Современная Москва, довоенный Париж, пленительная атмосфера южного берега Франции – таковы декорации к этой многослойной истории, пронизанной верой в безграничную силу любви.
Сердце мастера [litres] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Мне тогда только исполнилось шестнадцать. Моя беспечная жизнь густела на глазах, оформлялась в предвкушение чего-то волнующего, острого, бередящего…
Оно навалилось разом: однажды в полдень я вернулась в дом за пляжным полотенцем и, проходя мимо закрытых дверей гостиной, замерла. Оттуда сквозь тонкие просветы щелей струилась переливчатая фортепианная музыка.
– Дебюсси, Герман, вам хорошо удается. А ведь «Бергамасская сюита» – непростое упражнение! Чуть доработаете прелюдию, и устроим для вас прослушивание… Я поговорю с мужем, у него есть связи в консерватории, – произнесла одобрительным тоном мама Сони, дававшая частные уроки молодым одесским дарованиям.
Дверь распахнулась – в переменчивом свете цветных оконных витражей показался высокий юноша. Он стоял вполоборота, что-то отвечая, но слов мне было не разобрать: сердце вдруг стало гнать кровь тугими неровными толчками, отдававшимися гулом в голове. Словно в замедленном кино, юноша повернулся, наконец, ко мне лицом… и детство мое закончилось.
Герман был на год старше меня. Отец его служил переплетчиком в типографии, которой заправлял Лев Тальберг. У него был настоящий музыкальный дар – так по крайней мере утверждала Сонина мама. И, хотя родители не сильно-то одобряли увлечения сына музыкой, они все же разрешили ему поступать в музыкальное училище, недавно переименованное в Одесскую консерваторию. Весь прошлый год Герман наведывался к Тальбергам в Заветный переулок, а когда те переехали на лето в пригород, стал отмечаться там каждые выходные.
Большой Фонтан сотрясали грозы – весна в этих краях была бурной и скороспелой. От резкого, как удары нагайки, мутного дождевого потока мы прятались на веранде. Заметив наше обоюдное влечение, Соня под разными предлогами то и дело исчезала в доме… А мы с Германом разговаривали – как разговаривают люди, мгновенно осознавшие взаимную принадлежность: без вводных слов и эпитетов, короткими, пылкими и отрывистыми репликами.
В городе тем временем бушевали кумачовые беспорядки, и добираться в поселок стало сложнее. Теперь, приезжая, Герман часто оставался на ночлег – во флигельке была свободная комната. Ни о чем не сговариваясь и не принимая никаких осмысленных решений, мы продолжили наш диалог в постели – с той жаркой преступной безоглядностью, на которую способны лишь очень молодые и незрелые люди…
Едва разгоревшаяся ранняя любовь погасла душной майской ночью – так угасает жизнь от случайного выстрела…
Я проснулась первой от смутного шума и тревожного яркого света – в черном квадрате окна полыхало зарево огня. Из-за садовой ограды раздавались женские крики, детский плач, лязганье винтовок и испуганное ржание коней. Растолкав Германа, я поспешно натянула одежду и бросилась было к выходу, но оказалось поздно…
Дверь флигеля распахнулась. На пороге стоял молодой красноармеец с обветренным крестьянским лицом. За ним, стуча кирзовыми сапогами, выросли двое других. Сунув револьвер за пояс, молодой произнес, вглядевшись в еще заспанное германово лицо:
– Тю, товарыш Мухин, та це ж Герка… як добре у жидив заховався…
Отодвинув его в сторону, вперед вышел красноармеец постарше. Обшарив меня наглыми глазами, спросил, оглаживая пшеничные усы:
– А что, Гера, хорошо тут музыке учат? Может, и мне на пианине с твоей жидовочкой сыграть?..
Герман вздрогнул, но промолчал, облизнув пересохшие губы. На его мучнистом лице проступила испарина.
– Давай, надевай портки, да греби отсюда подобру-поздорову, племянничек, пока на штык не нарвался, – приказал усатый брезгливо. – Перед матерью твоей отвечать потом не хочется, что, мол, не уберег сосунка…
Путаясь в штанинах, Герман подался к двери, и, стукнувшись о притолоку, вывалился в ночь.
На меня он даже не обернулся…
– А хороша ягодка, – тут же осклабился третий погромщик, обдав меня запахом гнилого перегара. – Может, того… на троих расстелим?
– Делом займись! – прикрикнул на него Мухин. – Успеешь еще…
Стальное лезвие его винтовки больно ткнуло меня в спину, подгоняя к выходу. Рубашка тут же пропиталась кровью и прилипла к рассеченной саднящей коже.
Наш сад за это время изменился до неузнаваемости. Везде валялись обломки мебели, летали гусиные перья от разорванных подушек, под ногами чавкала раскисшая после дождя земля вперемешку с осколками стекол. Пахло разлитым керосином и густым человеческим страхом. Возле беседки лежали какие-то вещи, увязанные в содранные с кроватей простыни, и чернел одинокий мужской сапог.
Рядом в неестественной изломанной позе валялась большая тряпичная кукла. Широко распахнутыми неподвижными глазами она смотрела в беззвездное небо. У куклы было кроткое Сонино лицо, а на голой груди, под самым сердцем, распахнул пульсирующий зев кровавый цветок…
– Товарищ Мухин! – окликнул кто-то усатого сквозь высаженное стекло гостиной. – Исподнее с мертвой бабы снять?
– Сворачивайтесь там! На все про все – пять минут!
Вдруг в доме грохнули выстрелы, вслед за ними раздалась забористая мужицкая брань. Мухин сорвался с места и метнулся внутрь. Не разбирая пути, я бросилась к кусту жимолости, за которым скрывалась наша с Соней потайная калитка.
Над окропленной алыми маками степью восходило дрожащее солнце. Я неслась, задыхаясь, по этому щедрому цветущему полю в сторону моря, пока не споткнулась обо что-то мягкое и не полетела кубарем вперед…
Отерев грязь с лица, огляделась и обмерла.
Слева и справа, сквозь высокую траву проступали курганы изуродованных тел. Изрешеченные пулями, изрубленные шашками, исколотые штыками – полураздетые мужчины, женщины, дети…
А сзади, на окраине поселка, в багряных языках огня стояло дьявольское войско. От конницы отделились несколько всадников и поскакали по степи, добивая точными ударами тех, кто еще стонал и шевелился. Я лежала на земле ничком, привалившись к какой-то растрепанной, уже коченеющей старухе с чудовищным месивом вместо лица, и прислушивалась к приближающемуся гулу копыт. Обдав духом едкого конского пота, красный всадник пронесся мимо: в эту секунду я и сама поверила, что мертва… [38] Погром на Большом Фонтане, учиненный одесскими красноармейцами в мае 1919 года, описан в дневниках Ивана Бунина «Окаянные дни».
»
Габи отложила рукопись.
– Все, больше не осилю, – вид у нее был обескураженный. – Дальше рассказывай сама…
– А дальше все объяснимо: через девять месяцев родился Яков. Розентали, спасая репутацию несовершеннолетней Доры, отдали его на воспитание своей старшей замужней дочери, пообещав, что как только они обустроятся во Франции, Дора сможет ребенка забрать.
– Погоди-ка… Выходит, Ной Волошин…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: