Делия Оуэнс - Там, где раки поют

Киа робко улыбнулась, посмотрела на Патти Лав – вдруг та заведет с ней разговор? Она же девушка Чеза, почему бы и нет? Но пара обошла ее по дуге. И двинулась своей дорогой.

В тот же вечер Киа и Чез поплыли на ее лодке к гигантскому дубу, корни которого нависали над водой, образуя пещерки для уток и выдр. Вполголоса, чтобы не спугнуть крякв, а отчасти из страха, Киа рассказала Чезу о встрече с его родителями, спросила, когда он ее с ними познакомит.

Чез молчал, и у Киа засосало под ложечкой.

Наконец он ответил:

– Познакомлю, конечно. Скоро, обещаю. – Но в глаза он ей не смотрел.

– Они ведь про меня знают, да? Про нас? – спросила Киа.

– Еще бы!

Лодка, должно быть, подошла к дубу слишком близко – с ветки спорхнул виргинский филин, толстый и мягкий, как пуховая подушка, и поднялся над лагуной, мерно взмахивая крыльями, перья на груди отражали нежные блики, игравшие на воде.

Чез взял Киа за руку, рассеяв все ее сомнения.

Неделю за неделей, под солнцем и под луной, выходили они на болото. И всякий раз в ответ на сопротивление Киа Чез останавливался. Невеселые картины преследовали Киа: олениха или индейка одна с требовательными малышами, а самец где-то далеко, бегает за другими самками.

Они валялись полураздетыми в лодке, а дальше дело у них не заходило, что бы там ни болтали про них в городе. Как ни таились Киа и Чез, городишко был маленький, и их видели вместе то на пляжах, то на борту его катера. От ловцов креветок в море не скроешься. И по городу поползли слухи. Пересуды.

На рассвете хижина была погружена в тишину, лишь хлопали крыльями черные дрозды, по земле стелился густой зимний туман, собираясь у стен ватными клочьями. Скопив денег от продажи мидий, Киа накупила всякой всячины, приготовила угощение – ломтики жареной ветчины, соус, печенье на сметане, ежевичное повидло. Чез пил растворимый кофе, а Киа – чай. Уже скоро год, как они были вместе, хоть и избегали разговоров об этом. Чез сказал, как ему повезло, что отец у него хозяин “Вестерн Авто”.

– Поэтому, когда мы с тобой поженимся, хороший дом нам обеспечен. Я для тебя построю двухэтажный домик у моря, с просторной верандой. Какой захочешь, такой и построю, Киа.

У Киа дух занялся: он хочет быть с ней! Не просто намекает, а, считай, предложение делает. Она будет женой, войдет в семью. Киа расправила плечи.

Чез продолжал:

– Думаю, не стоит нам жить в городе, слишком большая это для тебя перемена. Можем построить дом на отшибе, к болоту поближе.

С недавних пор у нее стали появляться смутные мысли о браке, но Киа не давала им ходу. А теперь он сам завел об этом речь. Киа задыхалась, не смея поверить, что такое возможно, и в то же время уже обдумывала, как все сложится. “Я справлюсь, – уверяла она себя. – Если будем жить подальше от людей, то все получится”.

Не поднимая глаз, она спросила:

– А твои родители? Ты им уже рассказал?

– Киа, насчет моих родителей ты пойми главное: они меня любят. Если я им скажу, что выбрал тебя, значит, так тому и быть. Они и тебя полюбят, когда узнают поближе.

Киа закусила губу. Ей очень хотелось верить.

– Для твоих коллекций я построю студию, – продолжал Чез. – С большими окнами, чтобы получше было видно всякие там перья.

Киа не знала, любит ли она Чеза, но в тот миг в сердце всколыхнулось что-то похожее на любовь. Больше не придется собирать мидии.

Киа протянула руку, тронула ракушку у него на шее.

– А кстати, – добавил Чез, – я на днях собираюсь в Эшвилл, за товаром. Вот и думаю: поехали со мной.

Киа отвела взгляд.

– Город большой, народу тьма, а мне надеть нечего, даже не знаю, в чем ехать, и…

– Киа, послушай. Ты же будешь со мной. Я в этом во всем разбираюсь. По шикарным местам мы ходить не будем. Ты по дороге увидишь всю Северную Каролину – и плато Пидмонт, и Грейт-Смоки-Маунтинс, и много чего еще. А когда доберемся, заедем в кафешку для автомобилистов, съедим по бургеру. Можешь ехать в чем придется. Не захочешь ни с кем разговаривать, ну и ладно. Я обо всем позабочусь. Я где только не бывал, даже в Атланте. Эшвилл – дыра дырой. Вот что, раз мы с тобой решили пожениться, пора тебе увидеть мир. Расправить крылья.

Киа кивнула. Что ж, ей всегда хотелось увидеть горы.

Чез продолжал:

– Дел у меня там на два дня, так что ехать придется с ночевкой. Переночуем в недорогой гостинице. В мотеле. Это ничего, мы же взрослые.

– А-а… – только и могла сказать Киа. И прибавила шепотом: – Ясно.

Киа никогда не путешествовала на автомобиле, и через несколько дней, когда они на Чезовом пикапе выехали из Баркли на запад, она, вцепившись обеими руками в сиденье, во все глаза смотрела в окно. Дорога вилась сквозь пальмовые рощи и заросли меч-травы, а в заднем окне синело море.

Больше часа мелькали за окнами знакомые луга и протоки. Навстречу попадались белые цапли, вспархивали болотные крапивники, и у Киа отлегло от сердца – она будто и вовсе не уезжала из дома, дом следовал за ней.

И вдруг словно по земле пролегла черта: пойменные луга кончились, впереди раскинулась пыльная равнина – перепаханная, разделенная на квадраты, испещренная заборами. Вместо лесов – вырубки с пеньками. До самого горизонта – провода, столбы. Киа, разумеется, знала, что мир не состоит из одних болот, но родной прибрежной низины никогда не покидала. Зачем люди так изуродовали землю? На подстриженных газонах торчали домики-близнецы, смахивающие на обувные коробки. В одном из дворов паслись розовые фламинго, но когда Киа в изумлении обернулась, то поняла, что они пластмассовые. А олени цементные. Даже утки и те нарисованные, на почтовых ящиках.

– Ничего себе, а? – сказал Чез.

– Что?

– Домики. В первый раз такие видишь?

– Да.

Несколько часов спустя, когда выехали на плато Пидмонт, Киа разглядела на горизонте нежно-голубые контуры Аппалачей. Еще немного, и со всех сторон их окружили горные пики, за окном плыли лесистые склоны.

На отрогах гор покоились облака, будто дремали в их объятиях, а потом, клубясь, мчались прочь. Иные скручивались тугими спиралями, стлались вдоль ущелий, точь-в-точь как туман в низинных болотах. Законы физики те же, только пейзажи другие.

Киа выросла на плоской равнине, в краю горизонтов, где солнце садится и луна встает в определенный час. Ну а здесь, в изрезанной местности, когда машина карабкалась вверх по склону, солнце катилось вдоль хребтов – то скроется за горной грядой, то покажется вновь. В горах, заметила Киа, час заката меняется с высотой.

Интересно, где дедушкины земли? – гадала она. Быть может, ее предки когда-то держали свиней в потемневшем от времени хлеву, как вон тот, на лугу у ручья. На этой земле когда-то трудилась, смеялась и плакала ее неведомая родня. Кто-то из них наверняка и сейчас живет здесь – затерянные в полях, безвестные.