Делия Оуэнс - Там, где раки поют

Они выехали на четырехполосное шоссе, и всякий раз, когда обгоняли очередную машину, Киа крепче вцеплялась в сиденье. Чез свернул на дорогу, уходившую, будто в сказке, под облака, – она-то и привела их в город. “Клеверная развязка”, – со знанием дела заметил Чез.

На фоне гор высились огромные здания – восьми-, десятиэтажные. Словно песчаные крабы, сновали десятки машин, а народу на тротуарах было видимо-невидимо, и Киа, прижавшись лбом к стеклу, вглядывалась в лица: вдруг и ее родители здесь? Один паренек, чернявый, загорелый, был вылитый Джоди, и Киа засмотрелась на него. Ее брат, конечно, давно уже не мальчик, но Киа глядела мальчишке вслед, пока они не свернули за угол.

Чез снял им номер в мотеле на другом конце города, на Хог-Маунтин-роуд, в коричневом одноэтажном здании с неоновой гирляндой в виде пальм – надо же, и здесь пальмы!

Чез открыл дверь, и Киа вошла в комнату, на вид более-менее чистую, но пропахшую хвойным освежителем и обставленную на манер всех дешевых номеров в Америке: панели под дерево, продавленная кровать с вибромассажером, черно-белый телевизор, прикованный к столу тяжелой цепью с массивным висячим замком. Покрывало на кровати ядовито-зеленое, ковер оранжевый, с грубым ворсом. Киа невольно вспомнились уголки, где они с Чезом лежали в обнимку, – на белоснежном песке во время отлива, в лодке под луной. А здесь кровать – первое, что бросается в глаза, но комната к любви не располагает.

Киа застыла в дверях, прекрасно все понимая.

– Не ахти, – заметил Чез, кидая на стул рюкзак. И шагнул к ней. – Давно пора – так ведь, Киа? Время пришло.

Он, конечно, заранее все продумал, но и Киа была готова. Долгие месяцы тело ее жаждало близости, а после разговора о свадьбе сдался и разум. Она кивнула.

Чез не спеша подошел к ней, расстегнул блузку, а потом и лифчик, бережно развернув ее спиной. Пробежал пальцами по груди. Жаркая волна покатилась сверху вниз, к бедрам. Сквозь тонкие занавески мерцали красные и зеленые неоновые огни. Чез уложил Киа на кровать, и она закрыла глаза. До сих пор, когда они останавливались на полпути, его нетерпеливые пальцы казались ей волшебными и она отзывалась на ласки, льнула к нему, томилась. А теперь, добившись наконец согласия, он стал небрежен, думал не о ней, а о себе. Киа вскрикнула от внезапной боли.

– Все хорошо. Теперь станет лучше, – сказал Чез.

Но лучше не стало, и вскоре Чез с улыбкой привалился к ней.

Он уснул, а Киа смотрела на мигающий знак “Свободный номер”.

Спустя несколько дней, позавтракав в хижине яичницей и кукурузной кашей с ветчиной, Киа и Чез сидели за столом, Киа уютно куталась в одеяло после любви. С той первой ночи в мотеле удовольствия лишь чуточку прибавилось, всякий раз ей чего-то не хватало, но Киа и отдаленно не представляла, как завести об этом речь. Да и не знала она, что должна на самом деле чувствовать. Может, все как надо.

Чез встал из-за стола, взял Киа за подбородок, поцеловал.

– Вот что, в ближайшие дни не смогу у тебя часто бывать – Рождество на носу, кутерьма. Дел по горло, и родню в гости ждем.

Киа подняла на него взгляд:

– А я-то надеялась с тобой… что ты меня хоть на пару вечеринок возьмешь. Или хотя бы домой пригласишь на рождественский ужин.

Чез снова сел.

– Киа, я как раз собирался с тобой поговорить. Хотел тебя позвать на танцы в клуб “Элкс” и не только, но я же тебя знаю, ты стесняешься, даже по городу ходить боишься. Ты же там будешь не в своей тарелке. У тебя там ни одной знакомой души, да и идти тебе не в чем. Небось и танцевать не умеешь? Не для тебя это все, понимаешь?

Киа ответила, уставившись в пол:

– Да, все так и есть. Но вот что, пора мне понемногу вписываться в твою жизнь. Расправить крылья, ты же сам говорил. Надо и приодеться, и с кем-то из друзей твоих познакомиться. – Киа вскинула голову. – И танцевать ты меня научишь.

– Научу, конечно. Но у нас с тобой тут целый мир. Мне нравится, когда мы здесь вдвоем, только ты и я. И, между нами говоря, эти танцульки дурацкие у меня уже в печенках сидят. Из года в год одно и то же. Школьный спортзал. Молодежь, старичье, все вместе. Одна и та же музыка тупая. Хочется новизны. Знаешь ведь, когда мы поженимся, то не будем на эти глупости время тратить, так зачем сейчас тебя втягивать? Не вижу смысла, понимаешь?

Киа снова опустила голову, Чез опять взял ее за подбородок, заглянул в глаза. Улыбнулся.

– А что до рождественского ужина у меня дома – приедут мои древние тетушки из Флориды, будут трещать без умолку. То еще удовольствие. Не пожелаю тебе такого. Поверь мне, ты ничего не теряешь.

Киа молчала.

– Ей-богу, Киа, я не хотел тебя расстроить. О таком счастье, как здесь у нас с тобой, можно только мечтать. А все остальное, – он сделал широкий жест, – ерунда.

Он потянул ее к себе на колени, и Киа приникла к его плечу.

– Вот оно, главное, Киа. А не то, другое. – И он поцеловал ее, тепло и нежно. И встал. – Ладно, мне пора.

Рождество Киа встречала в компании чаек – ничего не изменилось с тех пор, как ушла Ма.

С Рождества прошло два дня, а Чез все не появлялся. Вопреки решению никогда никого не ждать, Киа мерила шагами берег лагуны; волосы она заплела французской косой, а губы накрасила старой маминой помадой.

Вокруг лежало болото в серо-коричневом зимнем уборе. На мили кругом усталые травы, разбросав по ветру семена, обреченно клонились к воде. Шелестели под порывами ветра сухие стебли. Киа расплела волосы, стерла помаду.

Утром четвертого дня она сидела на кухне, едва притронувшись к яичнице и сухому печенью.

– Говорил, вот оно, главное, – ну и где же он теперь? – шептала она сердито.

Чез сейчас, наверное, гоняет с друзьями в футбол, отплясывает на вечеринках.

– А говорил, устал от этой ерунды.

Наконец послышался рокот мотора. Киа выскочила из-за стола и, хлопнув дверью, понеслась к лагуне. Лодка как раз показалась вдали, только лодка была другая и приплыл в ней не Чез, а светловолосый вихрастый парень; стрижка чуть короче, чем раньше, но все равно кудри выбиваются из-под кепки. Знакомая рыбачья плоскодонка приближалась к берегу, а в ней стоял во весь рост Тейт, уже не мальчик, а мужчина. Черты лица определились, обрели зрелую красоту. В глазах – вопрос, на губах – виноватая улыбка.

Первым побуждением Киа было убежать, но следом в голове пронеслось: “НЕТ! Это моя лагуна, хватит с меня, набегалась. На этот раз с места не сойду”. Рука сама потянулась за камнем, и Киа с двадцати футов запустила его Тейту в лицо. Тейт ловко увернулся, камень просвистел у виска.

– Киа! Какого черта? Уймись, – выдохнул он, но Киа уже подобрала новый камень, замахнулась. Тейт закрыл лицо руками. – Киа, ради бога, прекрати! Прошу тебя. Можем поговорить?