Эндрю Мэйн - Охотник

Значит, я свалял еще большего дурака, чем думал. Паршивка вычислила меня сразу, по моему сбивчивому сообщению на автоответчике.

– Если всем все известно, то почему бездействует полиция?

– Потому что вы не местный. В Хадсон-Крик есть проблемы посерьезнее. Вы видели ее лицо?

– Еще бы!

– Я про макияж.

– Что?.. Видел. Я подумал, что она замазывает задержавшиеся подростковые прыщи.

– Мы называем такое лицо «амфетаминовым».

Значит, полосканием она подавляла запах изо рта. Шлюхи заботятся о своей презентабельности. Только сейчас до меня доходит, как я сглупил. Я же про это читал, видел по телевизору. Запущенные дома и новые машины – это точь-в-точь как пресловутый Южный централ Лос-Анджелеса в 1980-е, во время эпидемии крэка. А здесь это метамфетамин.

– Насколько все плохо?

– Месяц назад федералы арестовали за торговлю наркотиками двоих наших полицейских. Но это еще цветочки…

Я указываю кивком на фотографии солдат на стене.

– Казалось бы, здесь есть кому позаботиться о законности…

Джиллиан окидывает взглядом фотографии.

– Никто из них не вернулся домой. Хадсон отличается не только метамфетамином. Здесь погиб самый большой процент спецназовцев на душу населения среди всех малых городов. Мы потеряли больше людей, чем где-либо еще.

Стало быть, этот город – ответ на вопрос, что будет, если перебить лучших и храбрейших. Вы оказываетесь во власти смертельной эпидемии, превращающей молодежь в склонных к насилию социопатов.

Так создается великолепная среда для убийцы: добро пожаловать, вытворяй что пожелаешь!

– Вы знаете что-нибудь про Челси?

– Нет, – качает головой Джиллиан. – Когда она пропала, я была в Форт-Брагге.

– Работали?

– Резервист, как и мой муж.

– А теперь?

– Уволилась. – Она вздыхает. – А он так и не вернулся домой. Здесь жили его родители.

Мне не приходит в голову, что на это сказать. Сейчас мне совестно вспоминать о своей боли. Джиллиан отходит от моего столика:

– Гости заждались. Мне нужно проверить другие столики. Можете передохнуть, я раздумала указывать вам на дверь.

– Спасибо. А вы знаете кого-нибудь, кто мог бы рассказать мне про Челси?

Она качает головой.

– Единственная, кто приходит мне в голову, только что надрала вам задницу. Зато теперь она сможет прикупить метамфетамину.

– Восхитительно…

Джиллиан обслуживает гостей и параллельно рассказывает мне все городские сплетни. Потом она называет мне мотель, куда реже всего наведываются с проверками подчиненные местного шерифа.

«Криксайд Инн» остался в тех незапамятных временах, когда цветное телевидение было приманкой для постояльцев, как нынче беспроводной Интернет. Когда я вхожу, управляющий, пожилой мужчина с козлиной бородкой, листает стопку журналов о рыбалке. Он бросает на меня взгляд и решает, что ничего не хочет знать о моих синяках. Я получаю ключ и ковыляю в свой номер, а потом трижды возвращаюсь, чтобы перенести весь багаж. Что, конечно, бесполезно, учитывая, что я не намерен задерживаться здесь дольше, чем на день-два; надеюсь, этого времени хватит, чтобы прийти в себя и без приключений доехать до Остина.

На кровати я устраиваю себе гнездо, обложившись подушками, чтобы было легче сидеть. Утратив бдительность, я кладу ноутбук на живот – и вскрикиваю от боли. Центр синяка окружен кольцом приятного желтого отлива. Красота! Я почти уверен, что могу разглядеть марку ботинка, который носил дружок Эмбер.

Хадсон-Крик стал для меня болезненным тупиком. Единственный человек, с которым я хотел поговорить, чуть не отправил меня в больницу. Чтобы не быть полным лодырем, я решаю поискать в Интернете, нет ли у Челси знакомых, кто менее скор на расправу и с кем можно было бы поговорить. На старой фотографии в Инстаграме она в обществе «трех лучших подруг». Я узнаю Эмбер – раньше она стриглась короче и была посветлее. Две другие отмечены как Дженнифер и Лайза. Фотография сделана на кухне. Стоя перед камерой в пижамах и с банками пива в руках, девушки корчат рожицы. Ничего примечательного, всего лишь четыре девушки, веселятся в пятницу вечером.

Теперь одна из них пропала без вести, возможно, ее нет в живых. Другая зарабатывает на жизнь проституцией. Я нахожу фамилию Дженнифер: Норрис. На снимке в полицейской базе Монтаны она выглядит старше своих лет; ее задержали по подозрению в перевозке наркотиков.

Лайза Котлин сумела вырваться из города. Я нашел несколько свадебных фотографий в Тампе, на которых Челси поставила отметку «нравится». Жених на них в форме моряка. Хоть кому-то посчастливилось! Помимо этой троицы я не нахожу никого, кто поддерживал с Челси постоянную связь. Дженнифер исчезла с ее горизонта вскоре после того, как была сделана фотография в пижамах.

Чаще всего Челси постила пейзажи, котиков и собачек из Хадсон-Крик и окрестностей. Все это можно описать одним словом: одиночество. Такие снимки человек делает, когда бродит по ничем не примечательным местам, пишет со скуки сообщения и радуется, когда видит над чужим забором собачью морду, которую при некотором воображении можно счесть улыбающейся.

Я ничего не знаю о Челси, но эти фотографии приоткрывают ее взгляд на мир или по крайней мере раскрывают, что она считала достойным запоминания, чем хотела поделиться с другими. На последнем снимке, который она запостила, прежде чем пропала, красуется изголовье старинной железной кровати.

«Всегда такое хотела», – гласит подпись.

Эмбер снабдила этот пост комментарием: «Знаешь же, сучка, что я тебя к нему привяжу!»

Игривые намеки такого рода я постоянно слышу у себя в аудитории. Не хватало еще читать то же самое в летние каникулы!

Хотя немного странно, что она купила новую мебель непосредственно перед тем, как удрать из города. Это не настолько маловероятно, как подписание накануне бегства нового договора аренды, но все же наводит на мысль, что решение уехать было принято в последнюю минуту. Я вздрагиваю от стука в дверь. Вставая, я морщусь от боли и при этом горжусь, что обходится без стонов: один вздох не в счет.

Я осторожно смотрю в глазок и вижу менеджера мотеля, который стоит с сумкой в руках. Я открываю дверь.

– Я что-то забыл?

Он показывает пакет.

– Джиллиан прислала вам кое-что на ужин. – Он указывает на раскладной столик под навесом. – Если вы туда дохромаете, сможем насладиться одним из последних теплых вечеров, прежде чем начнет холодать.

Я обуваюсь и выхожу. Меня уже ждет пиво. Я сажусь.

– Гас Уиллер, – представляется он, протягивая руку.

Я с удовольствием ее пожимаю.

– Все еще Тео Крей.

Он ставит на стол два пластмассовых контейнера, салфетки, и приправы.