Константин Веснин - Приют горного странника

Они замолчали, каждый думал о своем. Первым прервал раздумья Леопольд Фомич:

— Можете загадать желание. Только оставьте какую-нибудь вещицу на память этим камням. Потом проверите, сбудется ли загаданное.

Глеб порылся в карманах куртки, достал несколько монет.

— Нет, копейки ваши им не нужны. Положите что-нибудь из вещей, иначе эти великаны не рассмотрят вашу заявку.

Глеб с сомнением достал из внутреннего кармана платок — подарок Люси. Он встал, подошел к нише, где находилось больше всего оставленных вещей, и добавил к ним свой платок.

Перед ужином Елизавета Капитоновна постучала в номер Павла Ивановича. Художник выглядел подавленно и не скрывал этого. Он вопросительно посмотрел на Елизавету Капитоновну. Та поняла смысл немого вопроса и отрицательно покачала головой:

— Подождем возвращения мужчин… может они найдут Дормидонта Ниловича.

Она хотела еще что-то добавить, ее взгляд встретился с глазами художника, в которых сквозила такая печаль, что ее сердце сжалось от боли. Она опять, теперь уже машинально, произнесла:

— Давайте подождем, может, все прояснится.

Павел Иванович глубоко вздохнул, неопределенно пожал плечами:

— А что может прояснится?.. Мне очень дорог был этот альбом. Я его собирал в течение двадцати лет. Там коллекция марок Царской России… Продавать его не планировал, но… жизнь диктует свои правила. Мне понадобились деньги, крупная сумма. Мы ведь с женой пенсионеры. Продажа картин, конечно, приносит доход, но мне понадобилась значительно большая сумма. Вот и решился расстаться с альбомом. Да… никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

Елизавета Капитоновна ничего не ответила, избегая взгляда Павла Ивановича.

— Тот, кто это сделал, наверняка, уже далеко, — тон голоса художника изменился, в нем появились резкие нотки. — В сложившейся ситуации я не вижу другого выхода, кроме обращения в полицию.

При упоминании о полиции Елизавета Капитоновна вздрогнула и коснулась рукой губ:

— Да, да. Пожалуй, вы правы. Но… давайте дождемся возвращения мужчин, — она посмотрела на наручные часы. — Скоро девять. Надеюсь, они появятся через пару часов.

Леопольд Фомич и Глеб во время этого разговора прокладывали себе путь по каменной реке. Шли, слегка нагнувшись вперед, чтобы в случае падения избежать серьезной травмы. Несколько раз, боясь оступиться, они опирались руками о камни. Впереди замаячила ровная поверхность земли, тут Глеб оступился и неудачно оперся о камень. Боль ножом полоснула по телу, в глазах потемнело, холодный пот выступил на спине. Он застонал и присел.

— Что случилось? — Леопольд Фомич обернулся к Глебу.

— Неудачно оперся на руку. Старая рана.

— Ну… мы уже у цели. Вот она — Белая сопка.

Гора, возвышающаяся перед их взорами, была начисто лишена растительности, только низкорослые ели маленькими островками жались к её основанию.

— Согласитесь же, что она похожа на сахарную голову, — Леопольд Фомич кивнул в сторону горы. — Это потому, что сейчас она освещена солнцем, и глыбы белого кварцита, ее слагающие, отражают солнечные лучи. Когда пасмурно, она так не блестит…

Глеб, стиснув зубы, растирал руку. Леопольд Фомич снял с плеча ружье и произвел пару выстрелов в воздух, чтобы дать знать Петру об их нахождении.

— Оставайтесь пока здесь, — Леопольд Фомич сочувственно посмотрел на Глеба. — Я пройду немного дальше, к подножию сопки, куда должен спуститься Петр.

Он ободряюще махнул Глебу рукой и двинулся к противоположному краю каменной реки. Глеб сидел и смотрел, как ловко передвигался Леопольд Фомич по каменистым выступам. Вдруг он остановился, замахал руками, а там, вдали среди ельника, замаячила фигура мужчины. Неуклюже переваливаясь, он карабкался по камням, навстречу Леопольду Фомичу.

Мысли Глеба завертелись вокруг кражи альбома.

…Итак, что мы имеем. Старик исчез и, судя по состоянию избушки староверов, он там не обитает. Петр может быть его сообщником. Разыграл сцену с медведем, а сам, прихватив альбом, спрятал его где-нибудь среди этих джунглей, сто лет его здесь не найдешь. Отсидятся, выждут время и толкнут альбом, который даже по остаточной стоимости наверняка принесет немалые барыши.

— Спасибо, мужики, выручили, — Петр, в сопровождении Леопольда Фомича, тяжело дыша, подошел к Глебу. — Слышь, Фомич, дай горло промочить. С утра жажда мучает.

— Ты давай нам сначала отчет о своих делах, а потом с нас требуй.

— Не могу Фомич. Помираю от жажды, — лицо Петра раскраснелось, покрылось испариной. — Рот горит, сухой. Я уж думал, если никто сегодня не придет, так сам пойду с горы, на свой страх и риск, а то без воды мне совсем невмоготу стало.

— На, пей уже, — Леопольд Фомич снял рюкзак, достал бутыль с водой и пластмассовый стаканчик. Петр залпом осушил его.

— Еще дай.

Выпив три стакана, он успокоился, дыхание его выровнялось, и он устало повалился на камни.

— Во… блин. Снова человек… Скоко уже ходил за грибами по тропе-то до староверов… ну, бывало, заслышишь издали треск сучьев и медвежье «уфканье». Затаишься и тихонько уйдешь. А тут… иду, грибов море… я и отвлекся чуток и не разглядел его. А он в малиннике сидел, зараза, тихо сидел, ягодами лакомился. И вдруг среди кустов он встает на задние лапы. До меня метров пять было…

Петр покачал головой, сплюнул, затем повернулся к Леопольду Фомичу:

— Слышь, Фомич. Ты это… тово. Плесни немного, горло хрипнет.

— Ты давай рассказывай, горло у него хрипнет.

— Ну, ты че? Ну…

Леопольд Фомич извлек из рюкзака фляжку и наполовину наполнил стаканчик Петра. Петр залпом выпил, поднес ладонь ко рту, резко выдохнул, сверкнул возбужденно-горящими глазами из-под черных бровей:

— Во-о… жизнь! Чуть было не пропал, а глядишь — уже и пан! Ну, че я там… А-а, так вот, встает он на задние лапы, здоровяк такой! Может я его напугал, он не ожидал моего появления. Короче, он ломанулся через кусты на дорогу и отрезал мне путь назад. Я побежал в сторону староверов, оглядываюсь, вижу… он — за мной! Я все побросал, а че там у меня было-то: пара ведер, в одном ведре лежала авоська со жратвой и питьем. До староверов-то оставалось метров пятьсот. Добежал, думаю, передохну и потихоньку назад. Прислушался: опять треск сучьев. Ну, признаться, я совсем струхнул. Оставался только один путь — в сторону Белой сопки. Я туда и рванул. Бегу и все время слышу треск сучьев позади.

— Мы заходили в избушку староверов, — вставил Леопольд Фомич. — Кто-то там похозяйничал: мешки с крупой разодраны.

— Страх меня гнал, я опомнился только когда стал карабкаться на сопку. Поднялся почти на половину, отдышался, ну и давай звонить Клавке.

Солнце уже скрылось за гребнем Белой сопки, сгущались сумерки. Трое мужчин двинулись в обратный путь. Когда они перешли каменную реку и углубились в лес, совсем стемнело. Леопольд Фомич предусмотрительно захватил пару фонарей. Один он взял себе, другой подал Глебу. Темп движения еще замедлился, приходилось высвечивать возникающие на пути препятствия. Глеб совсем промочил ноги и теперь шел, не обращая внимания на затопленные дождем участки. Второй длительный переход давал о себе знать, Глеб заметно устал и Леопольд Фомич с Петром периодически останавливались, чтобы дождаться его. Пару раз он споткнулся о невидимые в темноте коряги, один раз упал и еще сильнее ушиб покалеченную руку. И теперь, при каждом шаге, сильная боль стрелой пронзала левое плечо.