Любовь Юнина - Происшествие

Галина Петровна всю жизнь свое мнение держала при себе, высказывала лишь то, что нужно. Она вообще была скрытная настолько, что умудрилась сохранить почти в тайне от всех свой многолетний роман с Олегом Дорошевичем, человеком, занимавшим значительный пост в системе внешней торговли.

В общем-то знали, что у Ильюшиной роман с каким-то человеком из Москвы, но кто он, было никому не ведомо. Галина Петровна не распространялась на эту тему, от прямых вопросов отделывалась шуточкой. Надеялась, что придет срок, и Олег женится на ней и увезет в Москву. Вот тогда она всем утрет нос. Вот вам и старая дева. А эта глупая курица, Короедова, треснет от зависти, что Галина ее переплюнула. А то вечно «муж», «ах, муж!», «машину подали». Ох, как радовалась она, когда Короедова вдруг «ушли» на пенсию и Ирке стало нечем больше задаваться!

Скорее всего Галина Петровна поступилась привычной осторожностью и пошла ва-банк, потому что знала: это последняя карта. Кроме того, ходили разговоры о введении аттестации, а она боялась, что для нее это момент небезопасный. Она прекрасно понимала цену обвинениям, которые содержало их заявление, любой факт можно повернуть и так, и этак. Однако сейчас время перемен, и эта тяга к переменам, к правде может сработать.

А если не сработает, ну что ж! Тронуть ее тогда никто не посмеет, потому что это будет выглядеть как гонение за критику. А перед аттестацией и это немаловажно.

Секретарша Лена пропела в трубку:

— Алексей Петрович! Вас Виктор Викторович вызывает! Срочно.

Смирнов поднялся, провел ладонями по волосам, приглаживая вихры. Волосы у него непослушно вились и всегда как-то легкомысленно торчали в разные стороны.

— Садитесь, Алексей Петрович, — кивнул Жуков, когда Смирнов вошел к нему в кабинет. — Как настроение?

— Нормально.

— Неприятности. — Жуков поморщился. — В райком партии поступило заявление на вас и на Дмитриева.

— Давно ждал, — усмехнулся Смирнов.

— Даже так? Почему?

— Не всем нравится то, что делаю. Это естественно.

— А вам не кажется, что иногда берете чересчур круто?

— О нет! Напротив! Боюсь, что порой слишком мягок. И если что мне мешает, то моя мягкотелость.

Жуков недоверчиво покачал головой.

— Перестройка — это не рубка голов. В заявлении, которое поступило в райком, вас обвиняют в грубости, непрофессионализме, в кумовстве…

— Даже в кумовстве? — усмехнулся Смирнов. Заныло сердце, но при Жукове глотать таблетку было неудобно.

— Оказывается, вы с Дмитриевым земляки… Оба из Козельска…

Смирнову показалось, что этот факт особенно неприятен Виктору Викторовичу. И это было действительно так. Жукову Смирнов нравился, он доверял ему, верил в его порядочность. Но то, что он взял себе в заместители земляка и не предупредил, что знает Дмитриева не только по газете, а с детства (ведь Козельск небольшой городишко, там все друг с другом знакомы), — в этом он увидел какую-то недобросовестность, что ли…

— Меня увезли из Козельска на десять лет раньше, чем родился Дмитриев!

— Какое это имеет значение?

— Большое. Я вообще-то калужанин. Отец был военный, а на лето часто в Козельск выезжали. Там я и родился. А больше в тех местах бывать не доводилось.

Жуков облегченно засмеялся.

— Лихо задумано! А я, по правде говоря, огорчился, что вы это от меня скрыли. А взятки берете?

— Беру. И, как водится, борзыми. Знаете, Виктор Викторович, если все там на таком же уровне, то это просто смешно.

— Нет, — Жуков постучал по столу кончиком карандаша. — Не смешно. Скорее страшно. Вас не интересует, кто написал это письмо?

— А я и так знаю.

— Даже знаете?

— Ну, скажем, догадываюсь. Короедова, Зайчиков, Охряпкина, Дымкова.

— Ошибаетесь.

— Больше?

— Меньше. Письмо подписали Короедова и Ильюшина.

Смирнов удивленно поглядел на Жукова.

— От Ильюшиной я этого не ожидал.

— Почему? Руководитель парторганизации вас обвиняет, а не тетка на базаре.

— Именно потому что руководитель. Она по должности своей должна прежде всего поговорить со мной и Дмитриевым… Однако Ильюшина все время молчала.

— Разве?

— Что «разве»?

— А разве она не говорила с вами обо всем этом?

Смирнов покачал головой.

— Ни лично, ни на собраниях не выступала. Всегда держалась… ну как бы сказать? Нейтрально, пожалуй. Я думал, что она умнее.

— А она не глупа. Райком назначил комиссию по проверке заявления. С понедельника начнет работать.

Сердце у Смирнова болело так, что ему показалось: сейчас он потеряет сознание. Огромным усилием воли заставил себя подняться со стула, на ватных ногах дошел до двери. И уже в приемной, прислонившись к притолоке, дрожащей рукой достал из кармана трубочку с нитроглицерином.

Неожиданно позвонил и прилетел из Москвы Олег Дорошевич. Всего на несколько часов — самолетом сюда и самолетом обратно. Они не виделись почти год.

Алику Олег привез игрушки, конфеты. Галине Петровне протянул флакон французских духов.

— Спасибо, — холодно поблагодарила она и положила коробочку на сервант. — Почему так неожиданно и всего на несколько часов? Что-нибудь случилось?

— Я уезжаю, Галя, — сказал Олег, снимая пиджак и вешая его на спинку стула. — На несколько лет за границу. Слушай, покорми меня, я голодный как черт!

— Я не успела ничего особенного приготовить. Сейчас поставлю чайник. Грибной суп будешь?

— Все равно. Алик в школе?

— Конечно. Сегодня же суббота.

— Я приехал с ним попрощаться.

Галина Петровна быстро глянула на него. Она не могла понять, любит ли он мальчика. Что ее он больше не любит, поняла давно. А вот как он относится к сыну? Видятся они раза два в год: какая тут может возникнуть привязанность? Кто он для Алика? Так, чужой дядя. Она теперь очень жалела, что научила сына звать Олега папой. Когда он был мал, все это было мило, но, став старше, мальчик постоянно пристает с вопросами, почему папа не живет с ними.

А несколько месяцев назад Алик прибежал домой в слезах. В каком-то ребячьем разговоре он сказал, что ему папа тоже купит велосипед. А соседская девчонка ему заметила:

— Не ври, у тебя нет папы. Твоя мама — одиночка!

Пришлось в утешение сыну сочинить историю, что они с папой разошлись и он уехал в другой город, но Алика любит по-прежнему.

Галина Петровна накрыла на стол, налила в тарелку суп, села напротив. Олег ел с жадностью, потом, наслаждаясь, выпил чашку очень крепкого кофе. Галина Петровна сварила ему именно такой, какой он любил, хотя делала это с ненавистью. До сегодняшнего дня какая-то крохотная надежда еще теплилась в ней…

Покончив с кофе, Олег закурил и, благодушествуя, поглядел на Галину Петровну.

— Куда же ты едешь? — спросила она.