Любовь Юнина - Происшествие

— Какие обвинения? — вскипел Вахтанг. — Сплошное вранье! Донос — вот как это называется. А в древности это называлось еще точнее — ябеда, наговор.

— Это уж ты, Вахтанг, перехлестываешь. Дыма без огня не бывает. А потом, кое-какие факты все же подтвердились.

— Ладно, — воинственно сказал Вахтанг. — Давай по пунктам. С чего там начинается?

— Сначала речь идет о том, что передачи идут серые, неинтересные, — проговорила Катерина Ивановна.

— Я лично с этим не согласен. Мне передачи понравились. Некоторые даже выше уровня Центрального телевидения, а при той технике, которая у нас на областном телевидении, этого добиться трудно.

— Я не согласна с тобой, что все передачи прекрасны. Не все.

— Но соответствуют уровню.

— Не всегда! Ты, Вахтанг, человек от искусства далекий…

— Телевизор работает не для специалистов, а для обыкновенных зрителей, таких, как я, — он ткнул себя пальцем в грудь. — Меня — зрителя — это устраивает.

— А меня не все…

— Комиссию надо было создавать из трех членов, — проворчал Вахтанг.

— Но нас двое, — возразила Катерина Ивановна, — значит, вывод придется сделать такой: есть отдельные передачи, не соответствующие уровню.

— Нет, — запротестовал Вахтанг. — Не согласен. Давай напишем так: не все передачи равноценны… Нужно повысить требовательность. Кстати, какое у тебя мнение о передаче «Как мы отдыхаем?»?

— Мне понравилась.

— Правильно. Очень честно сделана. Давай напишем, что хотелось бы, чтобы все передачи готовились так умно и доходчиво, как эта. И нет никакого идеологического вреда в том, что показали и хорошее и плохое. Есть возможность сравнить, подумать. Хватит на правду глаза закрывать.

— Ну, допустим, очередь в винный магазин я бы снимать не стала. Зачем позориться?

— А что, очереди — секрет? В любом городе они есть!

— Ну и что? В них, между прочим, не одни ханыги стоят.

— Не стоял, не знаю!

— Это потому что у тебя гипертония. А мой мужик два часа простоял, когда у свекра семидесятилетие было.

— Между прочим, у нас курс на трезвость…

— Да ну тебя! Попробуй докажи свекру, что его старичков не коньяком надо угостить, а виноградным соком. Обидятся! Хотя ни он, ни старички больше двух рюмок осилить не могут. Но ведь традиция!

— Теперь мы знаем, до чего эта традиция довела…

— Ох, Вахтанг, и упрям же ты. Как только жена с тобой живет!

— У меня жена армянка. А армянские женщины уважают мужей. А вот как с тобой муж живет, не знаю: куришь и куришь.

Катерина Ивановна рассмеялась.

— Прекрасно живет. И если б я не знала, какой ты хороший человек, обиделась бы. Чего ты к моим привычкам цепляешься? Поехали дальше. Факт привлечения Дмитриевым родственницы в качестве автора. Он не отрицает этого.

— Он-то не отрицает! Но Серова профессиональный драматург, член Союза писателей, уже пять лет сотрудничает с телевидением. При чем тут Дмитриев?

— Но он женат на сестре мужа Серовой. Надо было отказаться от ее услуг.

— Что ж ей, без работы остаться?

— Не спорь, Вахтанг! Факт есть факт. Его не оспоришь. Последнюю передачу он сам лично ей заказал.

— Только шарик со всех сторон шарик, — задумчиво проговорил Вахтанг, — а любой другой предмет можно рассматривать в фас, в профиль, сверху, снизу. И каждый раз он будет выглядеть по-разному.

— И всякий раз это будет один и тот же предмет, — парировала Катерина Ивановна. — Далее. Смирнов не отрицает, что он сказал на собрании: «Не будем заниматься рвачеством». И в протоколе это зафиксировано.

— Он же объяснил нам, что совершенно не думал, что эта фраза оскорбит кого-то.

— Должен был думать. На то он и руководитель. И Зайчикову сказал: «Я вас не держу». Нужно выбирать выражения. Вообще факты грубого неуважительного отношения к подчиненным есть. Я записываю…

Вахтанг молчал.

— Ты чего молчишь?

— Я не буду это подписывать!

— Какой ты все-таки упрямый, Вахтанг. Каждый раз, как сойдемся с тобой, то не работа у нас, а баталия. Ведь факты! Куда от них денешься?

— Это не факт, а донос!

— Не горячись! Дальше. Смирнов и Дмитриев родились в городе Козельске.

— Слушай! — воскликнул Вахтанг. — Ты где родилась?

— В Туле.

— А я в Ереване. А в общем, как в песне, «наш адрес Советский Союз!». Все это, Катерина Ивановна, ерунда. Стыдно говорить обо всем этом. Я вообще считаю, что заявление Ильюшиной и Короедовой яйца выеденного не стоит. Так и надо доложить на бюро райкома партии.

— Можно подумать, что Смирнов и Дмитриев тебя околдовали.

— Дело не в них. Эти дамы если не клевещут на руководство, то оговаривают его. А большая часть коллектива высоко оценивает их работу.

— Между прочим, и в заявлении и в разговоре Ильюшина с Короедовой утверждают, что многие сотрудники не говорят правду, боятся расправы за критику.

— Да перестань ты, Катерина Ивановна! Первый год мы с тобой, что ли, письма да заявления проверяем? Что-то не было такого, чтоб весь коллектив от страха врал. Это они крепостные, что ли? Чего бояться-то?

— Мы не можем с тобой сбрасывать со счета тот факт, что письмо подписано партгрупоргом.

— Вобла она сушеная! Прости мою душу грешную! — проворчал Вахтанг. — У нее на физиономии написано безразличие…

— Ты говори, да не заговаривайся. С какой стати она должна тебе улыбаться?

— Она же женщина!

— Женщина. И серьезная… А положение в редакции не простое. А она, кстати, отвечает за атмосферу в коллективе.

Они еще долго спорили, потом наконец подписали справку, которая, если разобраться, получилась какая-то расплывчатая. И Катерина Ивановна и Вахтанг Гигунц оба были недовольны ею.

Тут надобно открыть один маленький секрет: у Катерины Ивановны было довольно сложное положение: много лет назад она работала с Ириной Васильевной в одной многотиражке и даже дружила. Потом их служебные пути разошлись, и встречались они лишь случайно.

Познакомившись с заявлением и увидев подпись Короедовой, она, пожалуй, несколько растерялась. Потом решила отказаться, сославшись на давнее знакомство с Ириной Васильевной, но побоялась, что сочтут, что приятельские отношения для нее могут оказаться выше принципиальности, что она может ради бывшей подруги покривить душой. А Катерину Ивановну собирались взять инструктором в горком партии, она очень стремилась к этому и не хотела, чтоб в отношении ее возникли какие-либо сомнения.

Но так уж устроен человек: Ирину Короедову она знала давно и только с хорошей стороны. И естественно, что ее слова у Катерины Ивановны вызывали доверие. В принципе она была человеком честным и справедливым, но факты, приведенные в заявлении, можно было толковать и так и эдак.

Решение, к которому пришла комиссия, все-таки очень беспокоило Ильюшину, хотя Короедова была настроена вполне оптимистически.