Михаил Скрябин - Болото

— Дайте запишу, — попросил Спицин листок с показаниями, радуясь неожиданной удаче.

— Интересно, почему же Шляпников его не опознал? — задал вопрос Власов.

— Сам об этом все время думаю, — ответил Павлов.

— Пропустить не мог? — спросил Спицин.

— Не мог.

— Значит, не выгодно опознавать, — сделал вывод Власов.

— Похоже, — согласился Павлов. — Но почему? Неужели что-то утаивает и боится, что Борщагов это «что-то» выложит?

— Вполне возможно… Извините, бегу заниматься Борщаговым, — заторопился Спицин.

— А я, пожалуй, продолжу разговор со Шляпниковым, — решил Павлов.

— Я не помешаю? — спросил Власов. — Хочу послушать.

— Обязательно оставайтесь.

ШЛЯПНИКОВ вошел к следователю настороженный.

— Рассказывай, Алеша, — строго сказал Павлов.

— Что рассказывать? — хрипло спросил тот.

— Почему не опознал?

— Кого?

— Расторгуева.

— Его на фотографиях нет.

— Есть.

— Покажите.

— Пожалуйста, — Павлов протянул Шляпникову снимок. — Вот справа от девушки с длинной косой. Кстати, это и есть убитая кассирша.

Лицо Шляпникова дернулось. Но он тут же взял себя в руки. — Нет, это не он.

— Он, Алеша, он. Правда, фамилия и имя у него, действительно, другие — Вадим Борщагов.

— Возможно, — пожал плечами Шляпников, — но я этого парня не знаю.

— А хочешь, я тебе объясню, почему ты не хочешь узнавать Борщагова? — спросил Павлов.

Шляпников промолчал.

— Ты кое-что скрыл о своей роли в преступлении, вернее, приукрасил ее, — жестко сказал следователь. — И боишься, что Борщагов тебя изобличит. А что это произойдет и очень скоро, можешь не сомневаться.

— Дайте подумать, — тихо сказал Шляпников.

— Ну что ж, думай.

Павлов вынул из стола несколько листков бумаги, достал из кармана шариковую ручку.

— Настаивать ни на чем не буду. Захочешь, сам напишешь объяснение. Советую это сделать без прикрас и утайки. От тебя требуется правда. Только правда.

ПОЛУЧИВ от Спицина адрес, по которому снимал комнату Борщагов, Михалев вместе с инспектором уголовного розыска Богдановым и участковым инспектором Коваленко отправились туда.

Захватив на месте двух понятых — работников домоуправления, поднялись на нужный этаж и остановились на лестничной площадке у квартиры № 112.

— Встаньте сюда, — указал Михалев понятым защищенное от возможных выстрелов место и нажал кнопку звонка.

В коридоре послышались быстрые легкие шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился жизнерадостный молодой человек — живая копия фотографии, полученной сегодня каждым сотрудником милиции.

Он явно не ждал тех, перед кем так широко распахнул дверь. Улыбка сползла с его губ, глаза заметались.

Шагнув через порог, Богданов профессиональным движением перехватил руки Борщагова и вытянул их вперед. Коваленко быстро провел ладонями по карманам серого модного костюма Борщагова и, убедившись, что оружия при нем нет, отступил в сторону, пропуская в дверь полковника Михалева.

— Что все это значит? — наконец пришел в себя Борщагов.

— Все интересующие вопросы зададите следователю, — вежливо сказал Михалев. — А сейчас проведите нас в занимаемую вами комнату.

Борщагов взял постановление о производстве обыска.

— Что еще за уголовное дело и какое отношение оно может иметь ко мне? — возмущенно заговорил он. — На каком основании вы собираетесь делать у меня обыск? Мне скоро сдавать экзамены в высшее учебное…

— Не будете сдавать, — прервав его, коротко пообещал Михалев и распорядился: — Товарищ Богданов, приступайте. Я — в управление.

В ОЖИДАНИИ, когда из областного центра доставят Борщагова, Павлов и Власов допросили его родителей, соседей, нескольких бывших одноклассников, учителей.

Из достаточно противоречивых характеристик постепенно все же вырисовывался портрет самоуверенного, заносчивого до спесивости юноши, у которого не было ничего святого за душой. Хотя мать Марины и уверяла, что он безумно любил ее дочь, поговаривал о женитьбе, школьные товарищи считали, что он издевался над чувствами Марины к нему, третировал ее. Мог, к примеру, пойти с ней в кафе, причем, как правило, за ее счет, и весь вечер протанцевать с первой понравившейся ему девушкой.

В час дня Спицин позвонил Павлову:

— Привезли Борщагова, Сергей Петрович. Обыск, к сожалению, ничего не дал. Держится вызывающе, с апломбом, но видно, что внутри у него все дрожит.

ЗАДЕРЖАННОГО ввели в кабинет два конвоира.

Борщагова попросили сесть на одиноко стоящий в отдалении стул.

Один конвоир прошел к окну, второй расположился за спиной задержанного. Все четко, молча.

Павлов знал, что сидеть посреди кабинета неуютно, но он и не собирался создавать Борщагову удобства — на этот раз предстоял жесткий допрос.

Борщагов первым пошел в атаку, стремясь сразу же накалить обстановку.

— Чем обязан этой трагикомедии? — зло начал он. — Как в дешевом детективе: врываются в квартиру ни в чем неповинного человека, ни слова не говоря, обыскивают, сажают в машину. На каком основании?

— Ознакомьтесь, — следователь протянул постановление о привлечении Борщагова в качестве обвиняемого. — Тут найдете ответы на все вопросы.

— Так и есть! — пробежав глазами текст, театрально воскликнул Борщагов. — «Организовал преступную группу… совершил разбойное нападение на сберкассу… убил кассира… похитил деньги, облигации, наган…» Это что: следственная ошибка или еще черт знает что?

— Ни то, ни другое, — спокойно ответил Павлов. — Голая правда…

— И вы ждете, вероятно, что я соглашусь с этой чушью?

— Нет, честно говоря, не жду. Во всяком случае сегодня. Для того, чтобы признаться на первом допросе, нужно обладать мужеством.

— А для того, чтобы, не сумев найти убийц, избрать легчайший путь — арестовать человека, любившего убитую, — для этого что нужно? Вы хоть подумали о последствиях? Я ведь это так не оставлю!

— О последствиях нужно было думать вам, Борщагов, и притом не сегодня, а раньше, — сказал Павлов. — А сейчас попрошу вас коротко ответить на несколько вопросов. Первый: признаете ли вы себя виновным в предъявленном обвинении?

— Ну, знаете ли, это уж чересчур!

— Короче: да или нет?

— Нет.

— Знаете ли Владимира Кулакова?

— Первый раз о таком слышу.

— А Шляпникова Алексея?

— Откуда вы берете эти фамилии?

— Знаете или нет?

— Нет.

— Ну что ж, хотите лгать — ваше дело. Только должен предупредить: если бы у следствия не было веских оснований, поверьте, вас бы сегодня не арестовали.