Алексей Наст - Распутницы

— Гена, Каузина с собой покончила! — выпалила на бегу Лиза.

— Как? — не понял Геннадий.

— Вены вскрыла в ванной. Поехали. Только что позвонили из райотдела полиции.

Геннадий посмотрел на страшное, с трясущимися губами, лицо Урюпина.

— Коля…

— А-а, — отмахнулся Урюпин, отворачиваясь.

Помчались на двух уазиках. Геннадий ехал с Одоевой и Ребровым.

— Как её обнаружили?

— Вода тёплая перелилась через край, соседей затопило…

Геннадий напряжённо замер. Такого он не ожидал. Дура! Вот дура набитая! И себя погубила, и его — Ондатр, узнав о самоубийстве, всё поймёт и обнародует кадры с участием отца. А это крах. Что бы там ни рассказал Окунев, ни он, ни отец такого сильнейшего удара не выдержат. Его уволят из полиции с волчьим билетом, а отца уже точно никогда не будут печатать. Позорище на весь город.

Уазики затормозили рядом с подъездом. Здесь уже стоял микроавтобус скорой помощи. Раньше всех в подъезд нетерпеливо побежал Урюпин — оно и понятно, Колька её сильно любил, эту воровскую шлюху в полицейских погонах. Входя в квартиру, видя ссутулившегося Урюпина, Геннадий только сейчас проникся к погибшей Каузиной жестокой ненавистью. Дрянь! Беспринципная и слабая. Такого парня заставила страдать… Самый легкий выход — сбежать из жизни. А ты поборись, выстрадай и победи — тогда тебе уважение и любовь. Каких-то бандюков испугалась… Он всё равно повяжет Ондатра и его сявок, по-любому они не уйдут. Дура, дура набитая… Не имеет права человек сам себя лишать жизни — люди такого не прощают, а Бог — тем более. Страдай, но живи, борись, мучайся — и будешь наверху!

Геннадию было искренне жаль Урюпина. Ни он, ни Лизка Коляну о Каузиной правды не раскроют, но счастливое неведение долго не продлится: не в характере Ондатра щадить противников — обязательно всё распишет Урюпину в деталях и ярких красках.

Стоя в дверях ванной комнаты и тупо глядя на мёртвую Ленку в полной кровавой воды ванне, Урюпин шевелил губами, как лунатик или помешанный. Геннадий разобрал его недоуменный вопрос: «Почему?»

Потеснив прибывших, фотограф щелкнул вспышкой. Урюпин очнулся, схватился за лицо — ушёл.

Геннадий стоял в углу, бездумно глазел на суету экспертов, на медиков, извлекающих труп из ванны.

Подошла Одоева:

— Что предпримем?

Геннадий не отозвался.

— Не молчи. Действовать надо — о смерти Каузиной весть разнесётся быстро, — сказала Одоева и была права. Сто процентов права!

— А что делать? — вздохнул Геннадий. После недавнего деятельного оживления теперь в нём не осталось ни капли энергии борьбы. Увидев покончившую с собой Каузину, он враз сдался — с самого начала было ясно, что не получится победить в схватке с Ондатром.

— Предлагаю просить у прокурора санкцию на арест Гордея — Окунев его назвал убийцей Нуретовой.

— Дальше что? Гордей Ондатра не сдаст, а вот Ондатр за арест Гордея ушат говна выльет. Чувствую, попал я прочно…

— Давай возьмём всех скопом.

— Прокурор не разрешит. На Ондатра и его людей у нас компромата нет.

— Что же делать?

— Я думаю, уже ничего.

— Не ожидала такого от Ленки.

— Никто не ожидал от неё такого.

— Может, она его любила? — Лизка достала из нагрудного кармана блузки пачку сигарет, неторопливо закурила.

Геннадию от сигаретного дыма стало муторно.

— Фу… Кого она любила?

— Кольку. Оттого и чик себе по венам. Он же всё равно узнает теперь.

— Всё равно… узнает.

— Пойдём отсюда, Гена. Не паникуй раньше срока. Время у нас ещё есть.

— Сколько? — Геннадий горько усмехнулся. — Час, два? Я не хоккеист. Это они, даже проигрывая ноль — пять, бьются до последнего.

— И правильно делают. А ты слюнтяй.

— Давай обзывайся.

В плохом настроении поехали обратно в управление. Геннадий, совершенно морально опустошенный, невзирая на протесты Одоевой, от вечернего допроса Игошина отказался и уехал домой. Поужинав через силу, он залёг на диван и смотрел в потолок. Мыслей не было. Обеспокоенная жена пыталась расспрашивать — Геннадий отвернулся к стене. Жена обиделась.

— Ты совесть-то поимей! — прокричала, глядя Геннадию в спину. — Свои проблемы с работы домой не тащи! У нас и так проблем некуда девать!

Геннадий вдруг резко обернулся. Подумалось, что Ондатр, узнав о самоубийстве Каузиной, может начать действовать совсем уж безбашенно. Спросил хрипло:

— Наташка где?

— В магазин её отправила, за хлебом.

— Давно?

— Да… Наверное, со своими придурками лясы точит.

Геннадий соскочил с дивана.

— Ты чего? — Жена не понимала его поведения.

Геннадий махнул на неё рукой, выбежал на балкон, торопливым взглядом обшарил пространство двора. Сердце сжало испугом. Рядом с подъездом стоял «мерседес», тот самый, на котором Геннадия вывозили на «беседу» с Ондатром. У открытой задней дверцы авто стоял тот самый урка, что первым сообщил страшную весть о «проколе» отца с Зией, он мило беседовал с млевшей от такого внимания Наташкой. Она прижимала к груди купленную булку хлеба, совершенно очарованная крутым меном из «мерседеса». Уркаган, заметив Геннадия на балконе, продолжал говорить Наташке любезности. Судя по радостному, самодовольному виду злодея, люди Ондатра ещё не были в курсе о гибели Каузиной. И всё равно Ондатр давил на Геннадия со всех сторон, ломая его волю, ускоряя освобождение Игошина.

— Наташка! — закричал Геннадий дочери. — Домой!

Дочь подняла голову, посмотрела на отца как на пустое место, опять заулыбалась приветливо уркагану.

— Наташа!

Никакой реакции.

В это время из второго подъезда дома появился изрядно выпивший Бонивур. Он сразу же громко возмутился:

— Наташка! Оглохла?! Отец домой зовёт!

Разозлённая Наташка, кивнув на прощание урке, скрылась в подъезде. Уркаган, не убирая с лица масленой улыбки, посмотрел на Геннадия, помахал ему рукой: мол, помни, следак, ты везде под колпаком, везде у тебя оголённые тылы, куда очень легко нанести жестокий удар.

— Эй, ты! — дерзко выкрикнул уркагану Бонивур. Видимо, сейчас он пребывал в образе Полковника и никого не боялся, а сам пытался навести страх. — Ты что к детям пристаешь? А? Ты!

Уркаган, сразу сняв с лица улыбку, сузил глаза, смерил Бонивура презрительным взглядом, потом сплюнул в его сторону сквозь зубы и сел в машину, захлопнув дверцу. «Мерседес» медленно покатил прочь со двора.

«Гады такие!» — подумал Геннадий, возвращаясь с балкона в комнату. Нет, он не выберется из трясины, она засасывает его глубже и глубже. Он снова рухнул на диван, отвернувшись к стене. Делать какие-то внушения Наташке не хотелось, было противно.

Лизка, связавшись с прокурором, опираясь на показания Окунева, испросила санкцию на задержание Гордея, заверив, что суд выдаст разрешение на арест за полминуты. Она намекала на желательность задержания самого Ондатра и обыска на бандитской вилле, но этот номер не прошёл. Но Лизка не отчаивалась. Она направила представление в оперативный отдел, чтобы Гордея быстро выследили и тихонько задержали, а сама собиралась вновь приняться за сопливого Окунева — требовалось выспросить о тёмных делишках банды Ондатра, и Окунев мог слышать о гибели Костика — сутенёра Нуретовой, но бравые оперативники сообщили, что имеют информацию о лежбище Гордея, и Лиза поехала на задержание вместе со спецгруппой.