Семен Данилюк - Законник [сборник]

В двадцать пять лет, поздним июньским вечером, следователь Илья Гулевский завернул за угол прокуратуры и, будто самолет в птичью стаю, буквально воткнулся в группку школьниц-выпускниц.

— Вот ведь толоконный лоб! — тонкая как хворостинка и легкая как обечайка девчушка в белом кружевном платьице сердито отерла свой лоб. И — первая засмеялась.

Гулевский сглотнул, подтянул ее к себе, тихонько поцеловал ушибленное место, разглядел легкую тревожную «косинку» в зрачках.

— Легче?

Она, озадаченная, кивнула.

— Тогда пойдем? — он протянул руку.

— Пойдем, — без колебаний согласилась она.

Притихшие подружки проводили их ошарашенными взглядами. Они прогуляли до рассвета, рука в руке. Утром, показав на окна своей квартиры, охватил ее личико и спрятал меж пальцев, будто в кокон спеленал; волнуясь, произнес: — Пойдем?

— Пойдем, — упавшим голосом согласилась она.

Такого лета в жизни Ильи Гулевского больше не было. Каждый день с ней был не похож на другой. Он засыпал, вспоминая теплый акцент (Беата Дымниц была из семьи обрусевших поляков), и просыпался, счастливый от мысли, что сегодня увидит ее. Звонкая, переполненная жизнью фантазерка, она ничего не требовала. Просто порхала рядом и ухитрилась превратить его жизнь в праздник. Но потом он ощутил в ней ожидание. И вдруг испугался. Он чувствовал себя не выгулявшимся, не готовым поступиться привычной холостяцкой жизнью. Он не отказался от нее, просто замешкался. А она не захотела ждать. Будто бабочка, покружила еще, помахала крылышками, намереваясь опуститься. Но не получив сигнала на посадку, улетела в другую жизнь — поступила в Калининградский институт культуры. Спохватившись, Гулевский кинулся было следом — вернуть. Но тут его как раз бросили на раскрытие серийных краж автотранспорта, через месяц в группу влился курсант-выпускник Стремянный с его бесчисленными барышнями под рукой. И — потихоньку засосало. Какое-то время в Гулевском еще звучал колокольчиком теплый девичий смех, но потихоньку затих. А еще через полгода он как-то вдруг женился. Родился сын. Вскоре защитил диссертацию. И образ Беаты окончательно затушевался меж доступными студентками, искавшими внимания своего преподавателя.

Теперь он стоял взмокший, сердце бухало метрономом.

— У меня ж муж на учете по онкологии, вы знаете, — робко напомнила начальнице Нелли.

— Как не знать! — едко подтвердила та. — Каждый раз, что-то прошляпив, вы мне об этом напоминаете. Но если б вы хоть чему-то учились! Нет, все, хватит! Ищите другую работу.

— Как же это! — девушка ойкнула. — Беата Станисловна, родненькая!

Управляющая поспешно отвернулась от нее, чтобы скрыть невольную улыбку, заметила фигуру в проеме. Прищурилась. Прятаться дальше было бессмысленно.

— Что? Разносы по-прежнему не даются? — Гулевский вальяжной походкой вошел в кабинет. Беата вгляделась. Вспыхнула.

— Ступайте, Нелли! — прервала она разговор.

— Но, пожалуйста!

— После, после.

Девушка поднялась, с любопытством оглядела незнакомца и — выскочила наружу. Гулевский подошел вплотную, разглядел ухоженное, в самом начале увядания женское лицо, знакомую «косинку» в зрачках.

— Беата, — выдохнул он. — Ведь это ты. Поразительно, но все та же. Будто при нашем знакомстве.

Он потянулся, как когда-то, к ее лицу. Беата, все еще огорошенная, отступила, рукой указала на диван, опустилась подле.

— Но как ты? Где? Что?…Впрочем, где, понятно. Черт, все смешалось, — Гулевский потеребил переносицу.

По лицу Беаты пробежал лучик, — она вспомнила мальчишеский этот жест. Слегка оправилась.

— Тебя, кажется, надо поздравить? — произнесла она, задавая приятельский тон. Гулевский недоуменно приподнял подбородок. — Ну, как же. С юбилеем и — потом с орденом. Награда нашла героя.

— Так ты знаешь?! — удивился он.

— В наше время это нетрудно, — Беата кивнула на компьютер. — Набираешь в поиске фамилию. И — пожалуйста!

— Но все-таки набираешь.

Беата нахмурилась, будто уличенная в чем-то предосудительном.

— В сущности, я знала, что ты состоишься. Не обязательно, что станешь ученым. Но что будешь, как моя доча говорит, в шоколаде, ждала. Ты ведь всегда шел к цели ледоколом.

Краешек рта ее едва заметно изогнулся.

Он вспомнил, — так она делала, когда что-то в нем не нравилось. Вот и сейчас, — то ли похвалила, то ли упрекнула.

— Но как ты-то здесь оказалась? — Гулевский демонстративно огляделся. — Ведь поступила в институт культуры.

— И — получила диплом. И работала в музее, — подтвердила Беата.

— А потом как у всех. Пришли ухватистые девяностые, надо было выживать. Маленькая доча на руках. Закончила бухгалтерские курсы. Потом — финансовый.

— Ты — бухгалтер?! — поразился Гулевский.

— И — представь, очень неплохой. По рекомендации пригласили сюда. Осмотрелась, подсидела предыдущего управляющего. Во всяком случае, так говорят за моей спиной. Хотя вообще-то ни сном, ни духом. Но не спорю — репутацию надо поддерживать.

Глаза Беаты залучились знакомым лукавством.

— И — как управляешься?

— Трудно. Главная проблема, — она перешла на доверительный шепоток, — я, видишь ли, не ворую и взяток не беру. Но в это никто не верит. И все время пытаются всунуть. А когда не получается, допытываются друг у друга, кто дал больше. И уже такого себе напредставляли, что о моих доходах и о связях в верхах легенды складывают. Ловкая из меня вышла интриганка.

Она заговорщически подмигнула. Гулевский невольно засмеялся, — из-под деловой женщины за сорок то и дело выглядывала прежняя, искрящаяся девчонка, которая, озорничая, норовила дать ему исподтишка пендаля.

— Совершенно не изменилась, — Гулевский накрыл ее ладошку своей.

Дверь без стука распахнулась, вошла крупная, несколько нескладная молоденькая женщина с глазами, спрятанными за толстыми линзами очков.

— Мамуль! Я ключи забыла, — баском выпалила она с порога, удивленно уставилась на диван. Смущенная Беата отдернула руку, поспешно поднялась, будто застигнутая на свидании школьница.

— Познакомься, Ариша. Мой старый друг юношества, а ныне крупный ученый-правовед Илья Викторович Гулевский, — представила она.

— Вижу, что друг, — съехидничала Ариша. Рядом с изящной матерью она казалась кукушонком, взращенным канарейкой.

Гулевский поднялся, протянул руку:

— Илья. Очень приятно.

Девушка поспешно сдернула очки, проморгалась, неуютно, глаза в глаза, приблизила лицо, близоруко сощурилась. Без очков лицо оказалось красивым, а в зрачках ее Гулевский разглядел знакомую «косинку». Только не было в ней материнского лукавства.

— Нам приятно, что вам приятно, — с чопорной усмешкой ответила Ариша, взяла поданные матерью ключи и вышла, изобразив напоследок книксен.