Семен Данилюк - Законник [сборник]

— Саркастическая барышня, — Гулевскому казалось, что он сказал комплимент. Но лицо Беаты, дотоле приветливое, помрачнело.

Она одернула жакет. Обошла стол, будто баррикадой отгородилась.

— Так с чем нагрянул, баловень судьбы? — напомнила она. — Не станешь же врать, что разыскивал меня?

— Не стану, — подтвердил Гулевский, озадаченный внезапной переменой. — Но знаешь, теперь поражаюсь, почему не искал?

Увы! Попытка подхалимажа не подействовала. Беата поторапливающе передвинула пачку документов.

— Да, да, понимаю, — твое время — твои деньги, — заторопился Гулевский. — Некоторое время назад возле вашей ограды охранники обнаружили двух отравленных ребят. Один из них умер на месте. Хотелось бы узнать подробности.

— Помню, — недоумевающе подтвердила Беата. — Но ты-то к этому какое отношение имеешь? Насколько знаю, давно не следователь.

— Один из двух, тот, что умер, — мой сын, — через силу выдавил Гулевский.

— Боже милосердный! Бедный, бедный мой, — Беата нащупала рукой спинку стула, осела.

В сущности ничего существенно нового Гулевский не услышал. Когда буйный пьянчужка рухнул перед входом, охранники, чтобы не смущать «платиновых» жильцов, решили оттащить его в сторону, к парку.

— Зачем же на морозе к парку? Разве не понимали, что замерзнет? Почему не вызвать «Скорую» или на худой конец милицию? — неприятно удивился Гулевский.

Беата согласно кивнула.

— Я тоже потом их спрашивала. Стоят, моргают. Еще удачно, что я как раз подъехала. Нагнулась, разобрала хрипы.

— Моего… ты обнаружила?

— Нет, я «Скорую» вызвала. Парень при мне шевельнулся, сделал какой-то жест в темноту. Почудилось, вроде, как пытается что-то сказать. Вот и приказала охране пройти по периметру. Так и обнаружили второго. К сожалению, уже неживого.

Беата виновато вздохнула.

— Кто именно обнаружил? — для проформы задал вопрос Гулевский.

— Охранник Бовин. Сегодня, как помню, не его смена. Впрочем, уточню.

Беата склонилась к селектору и потребовала выяснить, дежурит ли Бовин. Если да, — пригласить.

— В страшное, равнодушное время живем, — скорбно произнесла она. — Взять охранников. Бывшие милиционеры, семьи, у кого-то внуки. И, поди ж ты, — легче заморозить человека, чем утруждаться хлопотами. Мне кажется, в девяностых, когда всех втянули в повальную денежную гонку, из людей вымыли самое важное — сострадание… У тебя ж телефон названивает! — спохватилась она.

Гулевский подошел к вешалке, на которой повесил дубленку, выдернул из бокового кармана вибрирующий мобильник.

Звонил Стремянный — из бюро судебно-медицинской экспертизы. По заключению эксперта, смерть наступила вследствие отравления одним из самых «тяжелых» психотропных — азалептином. При передозировке — полное нарушение рефлексов, вплоть до коматозного состояния. А смешение со спиртным приводит к необратимым изменениям в психике. В чистом виде — это зеленовато-желтый порошок из малюсеньких кристалликов. Так что попасть случайно в паленое спиртное никак не могло. Зато можно подмешать.

— Заключение, на минуточку, с полторы недели как готово. Не больно, как видишь, торопятся, — добавил Стремянный, намекая на предшествующий разговор. — А если отправлять по почте, еще недели две сроков вылетит. Я уж сам позвонил этой Цыпко от твоего имени, чтоб срочно забирала.

— Правильно сделал, — согласился Гулевский. — Но сейчас главное — реанимация. Чем быстрей выйдет из комы Вадим, тем быстрей узнаем, с кем они общались.

— Не узнаем, — глухо ответил Стремянный. — Мне с полчаса как отзвонился Егор Судин. Вадим умер, Илья… Ты слышишь, что я сказал?

— Да, — Гулевский отключился.

— Вот ведь…оба, — жалобно произнес он.

— Я поняла, Илюша, — Беата кивнула. — Что ж делать, милый? Надо перетерпеть. И думать о близких, которые слабее тебя, и им нужна опора. Твоей жене наверняка еще хуже.

— Наверное.

Тонкая бровь Серебрянской недоуменно изогнулась.

Дверь открылась. В кабинет вступил мужской ботинок, обладатель которого задержался, зычно выговаривая кому-то в приемной. Гулевский увидел вполоборота высокого, светло-русого молодого мужчину, скорее даже — парня.

— Вот что, Беата, — с порога начал он. Увидел постороннего и неловко закончил, — …Станисловна! Как хотите, но Непряхина надо гнать!

— Это ваша вотчина. Заслужил, выгоняйте! Что вы ко мне с любым вопросом? — с легким раздражением осадила его Беата.

— Мой главный инженер, Вадим Аркадьевич, — представила она. — Кажется, скоро покупку бахил для слесарей станет визировать в этом кабинете.

Светло-синие глаза Вадима Аркадьевича, с нежностью глядевшие на управляющую, померкли.

— Больно надо, — обиженно буркнул он. — Вы ж поручили найти охранника Бовина. Он на два дня взял отгул. Что-то с внуком. Послезавтра должен выйти на дежурство. Если прикажете…

— Да, передайте, чтоб зашел…Спасибо, — поторопила Беата. Вадим Аркадьевич продолжал топтаться, исподлобья разглядывая Гулевского.

— Что еще?

— Так, может?..Вы не обедали. Тут неподалеку новый ресторанчик…

— Спасибо, я сыта. Как-нибудь в другой раз!

Вадим Аркадьевич еще раз скребнул недоверчивым взглядом по посетителю и вышел, со значением пристукнув дверью.

— Кажется, он тебя ко мне приревновал, — догадался Гулевский.

— А он ко всем ревнует, — Беата досадливо отмахнулась. — По правде уже уставать начала. Молодой, красивый мужик, тридцати нет. И тянет на старых баб. Может, в детстве не долюбили? И ладно б только в постель пытался затащить, так ведь замуж уговаривает. Дважды звал, дважды отказывала, дважды увольнялся. Похоже, опять созрел. И что делать, ума не приложу.

— Так выгони с концами! — Гулевский ощутил, как в нем самом закипает ревность. — Или боишься потерять поклонника?

— Поклонника — полбеды. Где я такого главного инженера найду? На нем, на самом деле, все хозяйство держится. Вот и лавирую. Раз-другой по губам, чтоб не раскатывал; один раз — за ушком пощекочу. Тоже — наука!

Она поднялась, напоминая о времени.

Уходить Гулевскому не хотелось. Но и повода задержаться не нашел. Заторможено натянул он дубленку. Охлопал карманы в поисках шарфа. Кончик шарфа торчал из надетого рукава. Беата вытащила его, заботливо накинула на шею, оправила, застегнула полушубок. От нее веяло теплотой и сочувствием.

— Будто ребенка на прогулку, — тоскливо усмехнулся Гулевский.

В дверях замешкался:

— Я ведь так и не спросил тебя о семье. Ну да как-нибудь.

— Как-нибудь, — согласилась она.

Едва таинственный визитер ушел, в кабинет заглянула истомившаяся диспетчерша.

Энергичная Беата Станисловна с прикрытыми глазами откинулась в кресле. На чистом, на зависть девчонкам, лице ее блуждала тень — быть может, от солнечного лучика, просочившегося сквозь тяжелые шторы.