Семен Данилюк - Законник [сборник]

— Не верите, могу вообще не рассказывать, — отчего-то вспылила больная. Под укоризненным взглядом матери смилостивилась.

— Если б только разговаривали, может, и не запомнила бы, — снисходительно объяснилась она. — Только они не разговаривали, они лаялись. И — руками махали! Даже подумала, не драка ли. Потому и отложилось. Ну, и потом больно не соответствовали друг другу. Опенкин этот, — она презрительно ткнула в сторону потухшего экрана, — чмо и есть чмо. В каком-то тулупишке задрипанном. А наш-то в костюмчике от Версаче из своего «Мерина» выскочил. Ясно, что тот его подкараулил.

Беата кивнула.

— Все это происходило на глазах охранников, — подтвердила она.

— Они даже повыскакивали из будки, чтоб вступиться за жильца. Но тот странно себя повел. Как увидел их, потом Аринку мою, переменился в лице, втиснул Опенкина этого в свою машину, развернулся и увез. Хотя перед этим собирался заехать на территорию. Там же, кстати, оказалась мой диспетчер Нелли. Она тоже эту сцену запомнила. Дату по журналу дежурств восстановили.

— Так кто именно? — Стремянный деловито щелкнул авторучкой.

Арина еще раз глянула на мать.

— Один из наших випов, — ответила за нее Беата. — Сын заместителя Главы президентской Администрации. Георгий Юрьевич Судин. Отец ему год назад у нас квартиру купил.

Выпавший блокнот звенькнул о стекло на журнальном столике.

Мать и дочь удивленно переглянулись, — оба старших гостя замерли с застывшими лицами.

— Вам это имя что-то говорит? — заметила Беата.

Гулевский заторможено кивнул.

— Может, совпадение, — уныло протянул он.

Стремянный послюнявил ладонь, огладил ежик на голове, будто опасался, что волосы встали дыбом.

— Теперь хотя бы понятно, почему они у черта на куличках оказались, — буркнул он. — В ресторане наверняка Егора Судина поджидали. И зачем к Товариществу поперлись, проясняется. К товарищу за подмогой добирались. Во всяком случае, выстраивается цепочка.

— Но почему?! — Гулевский только что не взмолился.

Стремянный удрученно повел плечом.

— Вот это и предстоит узнать, — он цедил слова, будто пазл на ходу складывал. — Если не забыл, и Котька, и Судин — это фармакологическая компания при Администрации. Чем Егор Судин не поставщик азалептина? М-да. С этой стороны очень любопытный пасьянс может состояться. Тут тебе не рядовые версии, а с золочеными нитками.

В нем вновь торжествовал сыщик.

— Хочешь расколоть Опенкина? — догадался Гулевский.

— Пренепременно, — Стремянный принялся нетерпеливо тыкать блокнот в узкий карман. — Как мыслишь, опер? — обратился он к Матусенку.

— Рупь за сто расколем, — косясь на Арину, с важностью подтвердил Симка. — Если азалептин и впрямь поставлял Егор Судин, то смысла покрывать его у Опенкина больше нет. Теперь-то понятно, почему упорно молчал: знал, кто папенька. И рассчитывал на помощь сверху за то, что не сдал. А раз мы сынка расшифровали, какая после этого помощь? После этого — спасайся кто может!

Беата осторожно вмешалась:

— Но вы хоть понимаете, что может начаться, если и впрямь подтвердится, что сын…

— Потому и тороплюсь, — Стремянный кивнул, откланиваясь. Жестом поднял Матусенка. Тот повернулся попрощаться с Ариной. Но девушка лежала с закрытыми глазами, разметавшись по подушке, и хрипло дышала.

Симка вопросительно посмотрел на Беату. Та провела тыльной стороной ладони по потному лбу дочери.

— Я ей снотворного дала, — объяснилась она.

— Надеюсь, не азалептинчику, — не удержался Стремянный.

По знаку Беаты, все вышли в коридор. Мужчины потянулись к одежде.

Из спальни донесся стон. Беата встревожилась.

— Как бы опять не пришлось Скорую вызывать… — пожаловалась она. Оборотилась к Гулевскому. — Ты не задержишься? Боюсь, может помощь понадобиться.

— Задержится, задержится, — ответил за Гулевского Стремянный. Он ухватил с вешалки куртку, одновременно принялся всовывать ступни в туфли, в спешке сминая задники. — У такой очаровательной хозяйки, и не задержаться. Это ж полным обалдуем надо быть. Я б и сам всей душой, если б не неотлога…

Он еще «отбивал» дежурные комплименты, но, судя по яростно поблескивающим глазам, мысли были уже не здесь. Через пару секунд тяжелые шаги Евгения Стремянного покатились вниз по лестнице, — терпения дождаться лифта не хватило. Матусенок едва поспевал следом.

— Прямо мальчишка, — Беата слабо улыбнулась.

— Опер, — подправил Гулевский.

Надсадный, искаженный вскрик заставил Беату, а за нею Гулевского вбежать в спальню. Тело Аришки, мелко сотрясаясь, неловко сползало на пол. Всклокоченная голова с выпученными глазами откинулась на подушке, Из искривленного рта густо текла слюна.

— Голову! Голову на бок! — Беата с криком метнулась к дочери. Гулевский опередил ее.

— Голову! Чтоб язык не запал, — вновь выкрикнула Беата. — И не выпускай. Иначе побьется.

Гулевский навалился сверху всем весом и все-таки с трудом удерживал содрогающееся под ним тело. Слюна изо рта лила потоком, обильно орошая подушку, простыню и рукав самого Гулевского. Мать беспорядочно металась рядом, пытаясь блокировать трепыхающиеся ноги. Спохватившись, кинулась к столику с лекарствами.

Наконец Гулевский ощутил, что конвульсии утихли, закаменелые мышцы потихоньку расслабились. Слюнотечение прекратилось. Арина надсадно задышала. Беата аккуратно влила дочери приготовленный раствор. Глаза больной закрылись. Хрипы стихли, дыхание очистилось, сделалось глубоким. Арина спала.

Гулевский поднялся. Рядом тяжело дышала Беата. Он достал из кармана носовой платок, отер с ее лба бисеринки пота. Кажется, даже не заметив этого, Беата подошла к бару, налила по рюмке коньяка, чокнула их меж собой. Одну нетвердой рукой передала гостю, вторую — давясь, выпила. Показала на глубокие кресла у журнального столика. Завибрировал ее мобильник, она не подняла. Спустя минуту затренькал дверной замок. На вопросительный кивок Гулевского лишь отмахнулась. Звонившие ушли. Она все молчала. Гулевский ждал.

— Это эпилепсия, — с тоской произнесла Беата. — Прежде доча была совсем другой, — веселая, как зайчик. Два года назад, на восьмом месяце беременности, ехала с мужем на дачу. Авария, муж за рулем погиб на месте, ее доставили в Первую градскую. Травма черепа. Пока мне сообщили, пока доехала, врачи ждали, — не решались на операцию. Дилемма стандартная — спасать мать или пытаться еще и спасти ребенка. Но тогда шансы на благоприятный исход для матери резко уменьшаются. Я выбрала дочь. А она мне этого так и не простила.

Она подняла кисть. Пальчики все еще потряхивало. Кивнула на бар. Гулевский дотянулся до бутылки коньяка, разлил. Беата не колеблясь выпила залпом.