Семен Данилюк - Законник [сборник]

— С первого же, ноябрьского случая двойного отравления началась активная работа по раскрытию преступления, — Мелешенко раздраженно отодвинул микрофон, который ему подсунули едва не в зубы. — Отрабатывалось несколько версий, одна из которых постепенно стала основной, — что преступления совершаются мобильной передвижной группой, заманивающей жертвы в салоны машин.

В кабинет вошел Резун, пожал руку Гулевскому, встал рядом перед экраном.

— А кто именно об этом догадался? Ведь первые-то жертвы были убиты без помощи автотранспорта, — репортер неловко чиркнул микрофоном по скуле следователя. Мелешенко привычной рукой загородился. Оправил очочки.

— Я думаю, авторство здесь второстепенно, — значительно произнес он. — Главное, что грамотно организованная оперативноследственная работа позволила относительно быстро выйти на след банды и предотвратить новые, дерзкие убийства. Уже сейчас арестованы семь человек. Не все случаи заканчивались смертельным исходом. Преступники не брезговали и ограблениями с помощью клофелина. Поэтому в газетах и в интернете размещены фото арестованных. (За спиной диктора «наплывом» появились фотографии). — Всякого, кто узнал кого-либо, просьба позвонить по указанным телефонам. Со своей стороны заверяю…

Гулевский выключил телевизор.

— Вот видишь, а ты, неблагодарный, на наше доблестное следствие грешил. Оказывается, неусыпно бдели, — Резун, бывший в курсе, как волокитилось дело по убийству, хмыкнул. — Ничего, пусть потрендит. Главное — что возмездие свершилось. Они ведь признали убийство Кости?

Гулевский утвердительно кивнул.

— Вот я и говорю: лучше ли, хуже работаем, а возмездие неотвратимо.

Пригляделся к мрачному Гулевскому.

— Хотя, конечно, что тебе с того…

Он вытащил из-под мышки черную, бархатистой кожи папку, расстегнул пуговку. — Я только что от министра. С первого марта, как ты знаешь, вступает в действие Закон о полиции. Министр предложил ученым Академии дать научную оценку реформе МВД и Закону. Так сказать, задать тон для общественного обсуждения.

— Дать-задать. Одобрям-с, что ли?

— Оценить, — аккуратно подправил Резун. — Текст в целом подготовлен. Твоя подпись первая. А потом уж моя. Сам министр предложил в таком порядке. Да и правильно. В науке я против тебя существо насекомое, все равно что плотник супротив столяра.

Резун натужно хохотнул. Протянул файл. Гулевский неохотно принял его, пробежал по косой.

— Что думаешь? — аккуратно полюбопытствовал Резун.

— Знаешь, — Гулевский отбросил файл, вновь отошел к окну. Начальник ХОЗУ и «дворники» исчезли как не бывало. Плац опять завьюжило. — У меня вчера Катя Потапенко по плану командировок ездила в ГУБЭП Москвы: просмотреть аналитику, последние разработки. Ей ничего не смогли показать. Все экономическое управление выведено за штат. При ней раздавались звонки, люди говорили о «живых» фактах хищений, вымогательств взяток. Дежурный записывал и отвечал, что выслать некого, — реформируемся, видите ли. Воруй — не хочу.

— Ну, это издержки.

— Да вся эта реформа — сплошные издержки!

Резун опустился на стул, снял папаху, принялся озабоченно отирать изнутри.

— И ведь до чего резво стартовали! — Гулевский залез в стол, выдернул листок с каракулями, потряс. — Это мне слушатели надиктовали. Расценки по должностям, кто сколько должен заплатить за переаттестацию мента в полицая. Каков уровень абсурдизма? Реформу для очищения МВД от коррупции осуществляют те самые коррумпанты, от кого надо очищаться! — он в сердцах прищелкнул беззащитный файлик. — Крепкие руководители будут в полиции.

Резун уныло вздохнул:

— Ты так горячишься, будто от переименования этого что-то изменится.

— Да если б тем ограничилось! Так вот дулюшки — не для того затевалось. На деле — то — непаханое поле для воровства. Сейчас начнутся переименования по всем структурам. Значит, новые вывески. Удостоверения менять. Деньги? А то! Дальше — пока не говорится вслух, но понятно же, что под полицию захотят новую форму, с чистого, так сказать, листа. Это уж не деньги — деньжищи. Распил! Да не ножовкой. Циркулярная пила потребуется.

Резун кашлянул.

— Но и это лишь вершина айсберга! — Гулевский, если его прорывало, быстро доводил себя до точки кипения. — Тебе известно, что ФСИН (прим. — Федеральная служба исполнения наказаний) тоже под реформу подсуетилась, — пробивается предложение заменить колонии тюрьмами. А чего? Обновляться так обновляться. Только почему-то забыли, что по России около миллиона человек сидят и еще миллион их охраняет! И чтоб в средней полосе колонии переделать в тюрьмы, на одного человека потребуется по 300 тысяч рубликов, а на Севере, скажем, в Архангельске, — аж по 2 миллиона. Я понимаю, что у тех, кто придумывал, слюна на бюджет текла, но кто-нибудь эти цифры перемножил?! А хочешь, по другим службам пройдем?!

Дверь приоткрылась и закрылась вновь. Это Арлетта. По просьбе самого Гулевского, она делала так, когда раскатистый его голос выплескивался в кафедральные коридоры.

— Выговорился? — Резун отер короткую шею. — Тебя послушать, ты один все понимаешь. Только что теперь обсуждать, если на контроле у президента?

— Во-во, — медвежья реформа, — Гулевский припомнил усмешку Машевича. — По-моему, нашего благонамеренного душку-президента умышленно подставили.

— Бог с ней, с реформой. Не первая и не последняя. По поводу закона о полиции хотя бы не возражаешь?

— Увы! И по поводу закона возражаю, о чем, кстати, еще осенью написал докладную в президентскую администрацию, — не отступился упрямый профессор. — Нет там никаких содержательных перемен. Весь пар в свисток ушел — в новое название. К тому же никому в голову не пришло, что полицейский на Западе — это особый статус, оговоренный в конвенциях. Совсем иные права и обязанности. И нашего полицая на международном уровне могут вовсе за такового не признать. И все подписанные соглашения о сотрудничестве дезавуируются. Хочешь по пунктам докажу?

— Только не сейчас, — уклонился Резун. Вернул файл в папку. — Хорошо, сделаем иначе. Раз есть сомнения, вынесем отдельным вопросом на международную конференцию, что ты проводишь в марте. Проговорим, дадим независимую оценку. А по итогам и подпишем, приложив протокол разногласий.

Гулевский усмехнулся.

— Чжоу Эньлая в конце двадцатого века попросили оценить итоги Великой французской революции. Знаешь, что ответил? — спросил он.

Резун заинтересованно встрепенулся. Умение Гулевского повернуть разговор в неожиданную плоскость, и с помощью этого выверта показать проблему совсем под иным углом, поражало его еще с адъюнктских времен.

— Ну-ну?