Семен Данилюк - Законник [сборник]

Начальник криминальной милиции Москвы, с которым Стремянный был хорошо знаком, выслушал его терпеливо, покивал, а затем выдал полной мерой. Если уж подался в адвокаты, так и защищай преступников. А ловить их — дело оперативников. У которых и без того работы невпроворот. Не надо придумывать несуществующие банды. С реальными — то разобраться не успеваем. А вообще всегда рад видеть.

Смягчая тон, он приобнял Стремянного и ласково принялся теснить к выходу.

Стремянный, обескураженный, вышел на Петровку. Из нежнолимонного «Опелька», припаркованного напротив, выскочил Матусенок. Не имея терпения дождаться, сам побежал через дорогу. Распахнутые полы кожаного пальто развевались на ветру.

— Что, Евгений Геннадьевич?! — закричал он издалека.

— Паникеры мы с тобой, оказывается. В глазах со страху множится, — процедил Стремянный.

— Так и думал, — Матусенок робко заглянул в лицо наставнику.

— Евгений Геннадьевич, мне Батанов новые материалы подкинул. Говорит, людей не хватает. Скоро и вовсе от вас заберет, — тоскливо предположил он.

В середине января Москва встревожено загудела. В течение недели в разных районах города, в лесопарковых зонах, были обнаружены три мужских тела со следами ограбления. На следующей неделе — еще четыре. Во всех случаях, по заключению экспертизы, смерть наступила от передозировки азалептином. Столица наполнилась слухами о таинственных таксистах — убийцах.

Гулевский связался со Стремянным.

— Увы! Мы с тобой оказались правы! — Женя был переполнен эмоциями. — Похоже, смерть ребят была пробой пера. А теперь отравления поставили на поток. Это притом, что главная и единственная, как было объявлено, отравительница, давно пребывает в следственном изоляторе. Пресс-служба ГУВД поначалу пыталась затихарить прокол, будто ничего серьезного. Но в интернете кипеш подняли, так что заболтать не получилось. Мэр Москвы объявил, что берет дело под контроль. После этого зашевелилась Петровка, — созрели-таки создать оперативно-следственную группу. Где они раньше были?!

Стремянный гремел негодованием, но на самом деле испытывал необыкновенное воодушевление. Начальник криминальной милиции, еще недавно язвительный, ознакомившись с ходом расследования по факту двух первых отравлений, пригласил Стремянного и предложил включиться в работу. «Негласно, конечно. Буквально в качестве консультанта».

То, что новость о дерзких отравителях с быстротой пожара распространилась по Москве, Гулевский понял тем же вечером. Позвонил телефон, и он услышал теплый голос Беаты. Они так и не виделись с той единственной встречи.

— Илюша, открыла газету, наткнулась на криминальную хронику. Это ужасно. Если б хоть могла тебе помочь…

От сострадающего ее голоса Гулевского обдало жаром.

— Я хочу тебя видеть, — выпалил он.

На том конце повисла пауза.

— Вообще-то я на концерте. Позвонила в антракте…

— Понимаю, — уныло протянул Гулевский.

— Ладно, диктуй адрес, — решилась вдруг Беата. — Все равно во втором действии пятая симфония Шостаковича, а я главным образом на Бетховена пришла. Помнишь, третий концерт?

— А я должен помнить?

— Да я ж тебя на него в филармонию водила!

— Это не там, где я заснул в буфете?

— Господи! И на кого я столько сил потратила, — Беата засмеялась.

— Так что, записываю?!

Гулевский забегал по квартире. Вдруг обнаружилось, что она замусорена и загажена. И напитки почти иссякли, и из еды разве что остатки, сохранившиеся на дне Олиных кастрюлек.

Суетясь, схватился за веник. И в какой-то момент обнаружил себя напевающим. Стало быть, на пепелище начала пробиваться жизнь. Он даже оглянулся воровато на фотографию сына, будто совершил непристойность.

Вновь зазвонил телефон.

— Извини, — услышал он виноватый голос Беаты. — У меня, оказывается, Аришка приболела. И надо быть возле нее. Мчусь домой. Мне очень жаль.

— Что ж, не судьба, — Гулевский разом обмяк. Радостное состояние вмиг улетучилось. Нездоровье взрослой дочери, из-за которого отменялось свидание, он воспринял как неловкий предлог.

Беата уловила его разочарование.

— Илюша, я в самом деле должна быть возле дочи.

Телевизор, втиснутый в шкаф меж учебников и кафедральных материалов, внезапно вскипел, — началась реклама. Гулевский убрал громкость. И сразу расслышал саднящие звуки со двора Академии. Будто лезвием ножа скребли по сковородке. Он поднялся из-за рабочего стола, потянулся, подошел к окну. В преддверии февраля вновь завьюжило. Десяток снятых с занятий слушателей в ватниках, надетых поверх формы, фанерными лопатами счищали снег с асфальта. Это был Сизифов труд. Мело непрестанно. Пятнышко асфальта обнажалось под лопатой и тут же затушевывалось. Да и сами «дворники», лениво цеплявшие снежок, все больше походили на снеговиков. К тому же ветер выхватывал снег с верхушек сугробов и вновь разносил по плацу. Среди «дворников» заметил нахохлившегося начальника ХОЗУ. Вероятно, ждут кого-то из начальства.

Внезапно, будто переключили скорость, — лопаты замелькали в энергичных руках. Гулевский перевел опытный взгляд на проходную и — точно: во двор в ладной генеральской форме и папахе вошел начальник Академии. По сведением Гулевского, Резуна прямо из дома вызвали к министру.

Краем сознания Гулевский удивился тому, что подъехал Резун не к центральному входу, а к КПП-2. Загадка, впрочем, разрешилась тут же. Резун не пошел через двор к главному зданию, а, поощрительно кивнув вытянувшемуся начальнику ХОЗУ, свернул к боковому, учебному корпусу, с пятого этажа которого на него смотрел Гулевский. Шел Резун упруго, едва не вприпрыжку, будто гордясь перед слушателями собственной статью, даже ловко перепрыгнул через сугроб, — похоже, аудиенция у министра оказалась удачной.

Звук в телевизоре резко просел и сменился на стертые, деловитоозабоченные интонации, — стало быть, реклама на третьем канале закончилась и пошла криминальная хроника. Началась она с того, что больше всего будоражило Москву, — с расследования серии смертельных отравлений, совершенной бандой «таксистов».

С сообщением о задержании преступников выступал руководитель межрайонного следственного отдела следственного управления по Северо-Западному округу Москвы Мелешенко. То ли Мелешенко под грузом забот подтянулся, а скорее оператор оказался мастером своего дела, но на место сытой тучности, что запомнилась Гулевскому, пришла дородная, бодрая упитанность.

Мелешенко опасливо косился на суетливого репортера, микрофон в руке которого мелькал и крутился, будто лассо у мустангера.

— Как удалось выйти на банду? — задал первый вопрос интервьюер.