Семен Данилюк - Законник [сборник]

— Может, другого выхода тебе и не оставят, — согласилась Беата.

— Но, прежде всего, хочу восстановить доказательства вины младшего Судина. Для начала хорошо бы собрать твоих сотрудников, что видели Судина вместе с Опенкиным, Аринку твою. Составим заявление…

— Опоздал.

Гулевский удивленно вскинулся. Беата помялась.

— Два часа назад приходили охранники. Те самые! Их с утра вызывали в милицию.

— Заставляли отказаться от показаний?

— Уже заставили. Оба официально подтвердили, что обознались. Ты их не вини, Илюша. У людей свои заморочки. У одного очередь на квартиру с пять лет как зависла. А тут пообещали — разом решить. У другого — сын на наркоучете. Посадить при желании — раз плюнуть. А теперь вот и Нелли — сам видел. И что ей в самом деле скажешь? У мужа лейкемия. Цена лекарств зашкаливает. Выкарабкиваются за счет госдотации. Исключат из программы и — все… И как они все так быстро о каждом пронюхали?

— Они бы так же ловко преступления раскрывали! — неприязненно бросил Гулевский. Внезапно кольнула догадка:

— Что? Аринку тоже?..

Беата уныло кивнула:

— Об этом и собиралась сказать. Прямо в институт приходили. В кабинет декана вызвали и — уговаривали, что обозналась.

— И?..

— Взбрыкнула, что за свои слова привыкла отвечать… Мне страшно, Илья. Им ведь в самом деле через человека переступить ничего не стоит. Тем более может случиться, что она останется единственной, кто настаивает на своих показаниях.

Беата выжидательно замолчала. Но Гулевский ощутил, как подрагивает прижатый локоток.

— Что ж теперь? — неуверенно произнес он. — Пусть откажется. Тем более, ничего это, в сущности, не решает, раз уж остальные… Если хочешь, я сам уговорю.

— Она не откажется, — возразила, хоть и с благодарностью, Беата. — Слабенькая, но когда упрется… Да и по совести не могу я ее к этому склонять. Она рассказывала, как бойко всех отбрила, и — такая гордая сделалась! Глазенки как прежде заблестели. Понимаешь? Думала, в Краков к родственникам на время отправить, так ведь слушать не хочет, упрямица!

— Будто медведя, обкладывают, — процедил Гулевский. Вдохновенно прищурился. — Что ж, желаете, чтоб попер на рогатину? Будет вам — на рогатину!

Отыскал на мобильнике нужный номер, нажал на кнопку, дождался ответа.

— Здравствуйте. Это профессор Гулевский! — представился он.

В трубке взволнованно забулькало.

— Да, на этот раз я согласен. Даже на участие в реалти шоу. Даже с любым Жириновским, — подтвердил Гулевский невидимому собеседнику. — Но только одно непременное условие: прямой эфир. На этих условиях могу подъехать хоть завтра… Да, перезвоните.

Гулевский отключился.

— Помчался к директору канала докладывать о великой удаче.

— А если не захотят? — засомневалась Беата.

Гулевский самодовольно хмыкнул:

— Если б ты знала, сколько лет они меня наперебой обхаживают, заманивают на свои заболтай — говорилки, ты б не сомневалась. К тому же из телеведущих этот у них считается за самого отчаянного. Ради рейтинга — на черта рад. Час — от силы полтора и — согласуют дату… Но что ты?

Он заметил, что пухлые губки Беаты задрожали.

— Это же объявление войны, — выдохнула она.

— Другого не оставлено, — скулы Гулевского затвердели. — Только если публично, на всю страну. Чтоб нельзя было затихарить… В этом шанс! Только так, и не иначе! Что скажешь?

— Аринка сегодня перед экзаменом ночует у подруги.

— И…что? — пролепетал Гулевский. Во рту его разом пересохло.

Не отвечая, Беата подхватила его под локоть, повлекла к комплексу. Раскрасневшаяся, она шла по территории Товарищества, демонстративно прижавшись к мужскому плечу, сквозь удивленные, липкие взгляды.

— Ох, и перемоют тебе косточки! — подметил Гулевский.

— Когда есть чего бояться, этого не боишься, — Беата вызывающе подмигнула оторопевшему секьюрити в подъезде.

Гулевский обсчитался. Не прошло и двадцати минут, как перезвонили. Сконфуженный телеведущий сообщил, что сетка на ближайший месяц, оказывается, сверстана и утверждена. А связаться с руководителем канала, который сейчас на саммите за рубежом, увы, не удается. Вне зоны действия сети. Но как только, так сразу.

Гулевский отбросил телефон.

— Уже подсуетились, холуи! — он рубанул воздух и — угодил по запястью Беате. Испуганно подхватил ее руку, лизнул ушибленное место.

— Ничего, Илюша, — успокоила его Беата. — Прорвемся.

Ее теплое дыхание, лучащиеся глаза, кружащий голову аромат духов, — Гулевский ощутил, что утопает.

— Так простила?

— Пока до утра, — в глазах ее закосили знакомые чертики.

— А можно на всю оставшуюся жизнь? — взмолился Гулевский, подхватывая ее на руки.

Ежегодная Международная научно-практическая конференция в Академии МВД как всегда собрала цвет ученого правового сообщества. Профессура МГУ, ИГПАНа, Академии права и управления, ВНИИ Минюста сходилась в холле у регистрационных столиков, возле распахнутых дверей лекционного зала, внутри которого раскатывала кабели бригада телевизионщиков. Но сегодня за привычными объятиями и поцелуями в каждом проступало тревожное ожидание. Обтекаемая тема конференции «Уголовная политика России на современном этапе: состояние, тенденции, перспективы» предполагала обсуждение нового закона о полиции и очередных изменений в карательной практике.

Бессистемное латание блока репрессивных законов, шараханье от одной крайности к другой вызывали глухое, бессильное раздражение научного сообщества. Не в силах повлиять на решения властей — роптали в кулуарах.

Первым докладчиком, задающим тон остальным, должен был выступить Гулевский. Содокладчиком — вечный его оппонент, профессор Дальневосточного университета Израхович, громогласно именовавший себя последним представителем левой социологической школы в уголовном праве.

Когда холеный, язвительный Гулевский и задиристый, кругленький, усыпанный перхотью Израхович схлестывались меж собой, возникало зрелище. Сегодня от их сшибки ждали взрыва, что разметает благонамеренную повестку дня и выпустит скопившийся пар наружу.

Меж тем распространилась информация, что на сей раз участвовать в работе конференции главный ее организатор и движитель не будет.

История гибели сына Гулевского новостью давно не была. Шепотком обсуждалось, что погиб он по заказу Судинского сынка. Говорили, что шкодника этого, уже задержанного, выпустили на свободу. И в тот же день, по воле всесильного папеньки, переправили в Германию, — с глаз подальше. А Гулевского якобы просто отстранили от ведения конференции — дабы под горячую руку не ляпнул публично чего-нибудь лишнего.

Это вызвало всеобщее неудовольствие. Еще и потому, что не было, увы, и Машевича, — вот уж несколько месяцев старый профессор читал лекции в университетах Европы.