Семен Данилюк - Законник [сборник]

Стрелки на будильнике сошлись на десяти утра.

— Почему не разбудила как обычно?! — взглянув на часы, огорчился Гулевский.

— Так жалко было, — простодушно объяснилась Арлетта. — Я даже дверь кафедры заперла, чтоб не шастали.

Торопливо приведя себя в порядок, Гулевский набрал номер Цыпко. И сразу события начали разворачиваться самым неожиданным образом.

— Как хотите, Илья Викторович, но я увольняюсь! — сообщил взвинченный женский голос на другом конце.

— Почему собственно я должен этого хотеть? — удивился Гулевский. Неприятная догадка пронзила его. — Скажите, Ирина, вы уже получили санкцию на арест Егора Судина?

На том конце засопели.

— Я спрашиваю, вы были у судьи?!

— Погодите, я выйду из кабинета… — придушенным голосом произнесла Цыпко. — Я в коридоре, — сообщила она через некоторое время. — Вы слушаете, Илья Викторович?.. Подозреваемый Судин освобожден из ИВС. А меня отстранили от дела.

— За что?

— За незаконное задержание!

— Почему незаконное? — опешил Гулевский. — Там же доказательств — немеренно. Вы опять что-нибудь напортачили?

На том конце взрыднули.

— Уволюсь, и все! — выкрикнула Цыпко сквозь слезы. — Дело принял к производству сам Мелешенко. И пусть себе. Зачем оно мне? Какие-то психопатки грозят настучать ноутбуком по голове, маньяки-отравители, того и гляди прямо в тюрьме зарежут. Жуть! И мне же вместо благодарности!..

— Когда и кем освобожден Судин? — перебил Гулевский.

— Утром. Как только Виталий Борисович вернулся из Следственного комитета России. Его с ночи вызывали. Он хотел, чтоб я освободила. Но я отказалась! И теперь он сам принял дело к производству, — с гордостью сообщила Цыпко. Вдруг испугалась. — Только это между нами! Я и так больше, чем можно… — на том конце зарыдали, телефон отключился.

Гулевский озадаченно огладил свежевыбритый подбородок. Все выходило куда плоше, чем мог он предположить: при таких железных доказательствах причастности к преступлению отпускать убийцу на свободу… Похоже, Мелешенко получил прямое указание.

Стремянный, телефон которого Гулевский набрал, сдавленно буркнул: «Уже в курсе. Перезвоню». Не дав ответить, отсоединился. Перезвонил он через какой-то десяток минут из телефона-автомата — в смятенном состоянии. В начале десятого к нему на квартиру подъехал начальник угро Батанов, вызвал на лестничную клетку и только там, оглядевшись, сообщил, что Матусенка прямо с рабочего места увезли в службу собственной безопасности МВД.

— Насчет допроса в машине? — догадался Стремянный. Батанов многозначительно смолчал, показал пальцем на телефонный кабель и попросил больше в расположении милиции не появляться, об участии в расследовании забыть и вообще — посоветовал на месячишко куда-нибудь исчезнуть. После чего поспешно распрощался.

— Понимаешь, куда гнут? — горячо пророкотал Стремянный.

— Хотят «расколоть» на незаконные методы и вроде как дезавуировать признание.

— А могут?

— Замучаются, — Стремянный сочно выругался. — Я над этой Цыпко сам как квочка сидел. Признание обложили со всех сторон, чтоб хода назад не было: опознание честь по чести, очная ставка, допрос под диктофон у следователя плюс добровольная выдача азалептина. Все при разных понятых. Да ту же историю с томографами подтвердить делать нечего. Изъять документацию — и вот он, мотив преступления, в хрустальной чистоте. Не, пусть хоть всех адвокатов и прокуроров в один консилиум соберут. Не выйдет у них младшенького отмазать.

Но полной уверенности в голосе друга Гулевский не почувствовал.

Потому переложил работу на подвернувшуюся Катю Потапенко и бросился в следственный комитет.

Мелешенко оказался в своем кабинете. Сбоку, на краешке стула, притулилась Цыпко.

При виде Гулевского руководитель следствия удивленно насупился, открыл верхний ящик стола и смахнул в него увесистую папку — уголовное дело. Папка гулко ухнула о фанерное днище.

— Как будто не договаривались о встрече? — он проницательно глянул на смутившуюся Цыпко.

— Ступай-ка вон! И это забери, чтоб не видел, — он протянул ей исписанный листок, как догадался Гулевский, — рапорт об увольнении.

— Я тебя не за это уволю! А по статье, — пригрозил он. — Так что даже в музыкальную школу твою, если возьмут, так только уборщицей!

— довольный шуткой, фыркнул. — Еще раз взбрыкнешь, посажу на венерические дела. Марш работать!

Испуганная женщина подскочила, отчего-то с укором взглянула на Гулевского и выпорхнула из кабинета.

— Курица! — вслед закрывшейся двери оценил Мелешенко.

— Зато вы, как погляжу, — орел! — напустился на него Гулевский. — На каком основании освобожден Егор Судин?

Показная приветливость сошла с лица Мелешенко. Как при первой встрече, он оглядел посетителя с хмурой неприязнью, словно силясь понять, что тот от него хочет.

— Я спросил, почему освобожден Егор Судин? — жестко повторил Гулевский.

— За нецелесообразностью.

— Убийцу и поставщика орудия для серийных убийств нецелесообразно арестовать? — Гулевский, будто не веря ушам, всмотрелся в начальника следствия.

— Отчего же убийцу и, как вы выражаетесь, поставщика? — в тон ему удивился Мелешенко. — Совершенно безвинно пострадавшего, абсолютно непричастного гражданина.

— Как это? — на сей раз Гулевский поразился неподдельно. — А его собственные признательные показания? Очная ставка с Опенкиным? Изъятые анаболики?

По лицу Мелешенко скользнула снисходительная усмешка. Ужасная догадка пронзила Гулевского:

— Вы что же?… Хотите сказать, что ничего этого в деле больше нет?

— И никогда не было, — подтвердил Мелешенко. — Догадываюсь, кто вам про это наговорил… Фантазерка истеричная. Чего только не привидится? Егора Судина я допросил лично, как только принял дело к производству. И выяснил, как его принуждали оговорить себя. Под угрозой гибели кто себя не оговорит?.. Эти фальсификаторы за свое ответят полной мерой, — страстно пообещал Мелешенко. — Потому что российское правосудие, карающее виновных, есть несокрушимая крепость, когда надо защитить невинных. И для меня как для следователя сие не только профессиональный долг, но и гражданская позиция. Да что я вам говорю? Вы ж сами нас всегда этому учили.

Полускрытые за золочеными очочками глаза смотрели на Гулевского с нескрываемой издевкой.

— Стало быть, Егор Судин Опенкину никаких анаболиков не передавал, убийство друзей не «заказывал»?

— Да они, как оказалось, даже не были знакомы! — радуясь его догадливости, закивал Мелешенко. — Сегодня утром Опенкина передопросили. И что же?

— Признался, что оговорил? — догадался Гулевский.

— Почему оговорил? Он вообще эту фамилию в первый раз от меня услышал.