Семен Данилюк - Законник [сборник]

Когда наутро Беата, как была, одетая, поднялась и вышла в гостиную, Гулевский за журнальным столиком быстро писал. Кофе «Суаре» в банке уменьшилось наполовину.

«Всю ночь просидел», — догадалась Беата. С тоской оглядела упрямо склоненный затылок.

— Илюша, — окликнула она.

Гулевский энергично обернулся.

— Вчерашним числом против Аринки возбуждено уголовное дело по триста восемнадцатой второй… Применение насилия в отношении представителя власти, — объявил он. — А значит, не сегодня-завтра они вызовут ее, чтоб предъявить обвинение и избрать меру пресечения. В связи с этим прошу вас с Ариной временно перебраться ко мне. Дабы избежать нежелательных визитеров. Наши действия далее…

— Илюша, послушай! — перебила Беата. — Ты только не обижайся. Но я как-то упоминала. В нашем комплексе есть несколько вип’ов — из самых приближенных. Ко мне очень по-доброму. Хочу попробовать переговорить.

Гулевский помрачнел. Он понял: вера в него в ней иссякла.

— Я перекрыжил законодательство, прошерстил материалы пленумов Верховного суда. Ни малейшего основания привлечь Аринку к уголовной ответственности у них нет, — отчеканил он.

— Зато есть желание, — с тоской в голосе напомнила Беата. — Я знаю, Илья, как важно для тебя добиться справедливости. Но — вчера, когда я увидела дочу в камере… Знаешь, что будет, если ее и впрямь?..

— Догадываюсь, — согласился Гулевский. — Что ж, давай еще раз поговорим с Ариной. Быть может, после вчерашнего она все-таки согласится отказаться от показаний?

— Да как ты не понимаешь?! — вскрикнула Беата. — Этого как раз нельзя делать. Ведь если заставить, она попросту сломается…

Гулевский обхватил отчаявшуюся женщину за лицо, успокоительно поцеловал в уголок подрагивающих губ.

— Если Арину вызовут, пойду я, — объявил он. — В зависимости от результата и примем решение.

— Как скажешь, — неохотно отступилась Беата. — Но помни: мне все равно как защитить ее. Станут двери ломать, в доме остался подарочный карабин…

В дверь позвонили. Оба переменились в лице. Беата задрожавшей рукой схватила пульт, нажала. На экране телевизора высветился коридор перед входной дверью и — одинокий высокий мужчина в нахлобученной на глаза вязаной шапочке и высоко поднятом воротнике. Беата сглотнула. Мужчина вдруг лихо сдвинул шапчонку на затылок, показал козу в глазок камеры. Гулевский и Беата облегченно выдохнули, — шалуном оказался Евгений Стремянный.

— Откуда? — встретил разрумянившегося с морозца друга Гулевский. — Вроде, отсиживался на даче?

— Хватит, отсиделся, — Стремянный галантно изогнулся над ручкой хозяйки. — Лучше реальная отсидка, чем под присмотром Ольги Тимофеевны… Супружница моя, — объяснил он Беате. — Неутомимая лекарша. Дня не проходит, чтоб какую-нибудь новую болячку во мне не обнаружила. Теперь ей сосуды мои не нравятся. Ломкие, говорит, стали. Наощупь, что ли, определила? Ладно б еще что-то венерическое, тьфу-тьфу.

По лицу Гулевского скользнула улыбка.

— Ага, — Стремянный, подметив интерес, воодушевился. — Тебе, говорит, нужен постельный режим. Может, и нужен, думаю, только не с тобой. А тут еще информацию насчет вчерашних событий от своих осведомителей получил, — с таинственностью сообщил он Беате. Стремянный как всегда важничал и напускал туману. — В общем, плюнул, да и дал деру. Звонить не стал. Наверняка прослушка. Вообще-то по уму драпануть бы вам с дочкой на пару от греха, пока аэропорты не перекрыли…

— Полагаете, все настолько серьезно? — Беата испуганно высвободила исцелованную кисть. — А Илья Викторович считает, что все выправится.

— Илья Викторович! — Стремянный хмыкнул, значительно подвигал губами. — Да с ним самим сейчас рядом находиться: гранату себе под ноги, и то безопасней.

— Довольно ерничать! — прикрикнул Гулевский. — Разве не видишь, что на ней лица нет? Говори, с чем примчался.

— Так подзаработать на чужом горе, — Стремянный все еще пребывал в глумливом настроении. — Если наймете в адвокаты, немедленно выдвигаюсь к метро Лоськово. Намереваюсь провести собственное, адвокатское расследование.

— Тогда приступай, — обрадовался Гулевский. — А я пока съезжу в нарсуд. Хочу предупредить попытку ареста.

Стремянный скептически крякнул. Беата, полная отчаяния, переводила взгляд с одного на другого.

— А я тебе говорю, еще есть честные судьи, для которых правосудие — не пустой звук! — запальчиво выкрикнул Гулевский. — Тем более, все это дело — убого сляпанная фальшивка!

— Наверняка фальшивка, — согласился Стремянный. — И мошенничество! Только когда мошенничает государство, чтоб вскрыть его, большие труды положить надобно… Ничего, ребята-демократы, — он успокоительно огладил подрагивающую Беату. — Им ведь, полагаю, как раз и надо, чтоб каждый сам за себя разбежался. А вместе, глядишь, прорвемся!

Гулевский увидел, что Стремянный мнется. Вопросительно вздернул подбородок.

— Тут еще такое дело. На меня вчера Валентина вышла… Бывшая невеста Кости, — пояснил Стремянный для Беаты. — Узнала из интернета насчет Егора Судина и… Помнишь, мы все с тобой в толк не могли взять, как из-за каких-то поганых томографов…

— Говори же, наконец! — поторопил Гулевский.

— Оказывается, Егор с Валентиной чуть не с детсада рядом. Потом уж в колледже появился Костя, и все переменилось. А Егор, похоже, прикипел намертво. Но — не выказывал. Она, конечно, знала. Ну, знала и знала. Как обычно: останемся друзьями. Если б не информация в интернете, ей бы и в голову не пришло. Так вот Егор, как она с Костей жить стала, не раз уговаривал уйти к нему. А как про свадьбу узнал, тут же приехал. Даже, говорит, на колени встал. Умолял. Угрожал, что жить не будет. Но — похоже, в результате решил по-другому.

Стремянный скорбно выдохнул. Озадаченно повел шеей:

— Ведь мерзавец законченный. И ревность — это ж по сравнению с корыстью для любого суда козырный смягчающий мотив. А вот постеснялся девчонку примазать… Хотя, скорей, и в этом расчет, — оспорил он сам себя. — Он же настаивал, что смертельного исхода не желал. А если цель — устранение соперника, тут уж умысел на убийство в хрустальной чистоте.

Гулевский стоял, отвернувшись к окну. Лицо его подрагивало.

Гулевский прочитал табличку «Председатель народного суда Судец Татьяна Игоревна», кончиками губ улыбнулся.

«Надо же, Татьяна Игоревна». Не увязывалась в его сознании очаровательная полногубая и полногрудая Танечка Вострикова, в восьмидесятых секретарь суда, за которой увивалась половина милицейского следствия, с этим официальным — «Татьяна Игоревна».

Обаятельная, смешливая Танечка охотно принимала ухаживания, в меру кокетничала. Но ухитрялась оставаться для всех равноудаленной. Пока не объявился невесть откуда лихой опер из колонии Оська Судец. Одним махом на зависть неудачникам он смял и закрутил недотрогу, и уже через пару месяцев одарил ее своей фамилией.