Вера Миносская - Хранители

Проникая в меня, ему нравилось терзать мой рот: раздвигать распухшие губы языком, покусывать их. Казалось, еще чуть надавит — брызнет кровь. Ладонью он удерживал мою голову, но и без того оторваться от него я не могла. Лишь когда внутри скручивался сладкий жгут и я задирала подбородок, Йоргос ослаблял хватку на моем затылке. На секунду замирал во мне, давая пережить этот пик. Почти выскальзывал. И мы начинали по-новой. То, что он сдерживается, чтобы продлить мое наслаждение, возбуждало до пелены перед глазами. Но еще сильнее хотелось доставить мощь удовольствия и разрядки ему. Покачивая бедрами, я опускалась все глубже, с силой обхватывая его изнутри. Он застонал и задохнулся. Широко, будто удивленно, распахнул глаза. Запрокинул голову, зажмурился. И задвигался резкими, сильными толчками. Острая игла прошила мой живот, я вскрикнула. Нас почти подбросило и било как на барабане. Вцепившись друг в друга, ни он, ни я не могли даже кричать от судорог, беззвучно разевая рты. Внутренним стенкам стало горячо от его извержения.

В конце мы завалились на пол, и некоторое время я не соображала, где моя рука-нога, где его. Осознала себя лежащей на спине. Разлепив ресницы, встретила взгляд потемневших глаз. Казалось, он смотрит на меня из глубины океана или космоса. На лбу Йоргоса выступил пот. Все еще не отдышавшись, он сглотнул пересохшим горлом и выдохнул:

— Ты — моя.

— Да…

Позже мы, обнявшись, лежали на подушках, глядели на огонь и пили вино.

— У меня сегодня в бухте было четкое ощущение, что за нами наблюдают, — сказал Йоргос. — Не следят. А именно наблюдают и не понятно откуда.

Я потерлась о него головой.

— Это Диктинна.

— Кто-кто? — Он повернул меня к себе. — Древняя богиня? Ну, тогда мы ей вряд ли понравились, учитывая, что она была девственницей и упорно свое девство охраняла 60 60 Влюбленный царь Минос девять месяцев преследовал Диктинну. Но желаемого не получил. Богиня бросилась в море, угодила в сети рыбаков, которые ее спасли и доставили на сушу. В греческой мифологии трансформировалась в нимфу, любимую спутницу богини Артемиды. . У меня же, напротив, никакой тревоги не было…

— Она покровительствует охотникам и рыболовам, далеко не все они девственники, так что, думаю, к чужой страсти Диктинна снисходительна. Знаешь… я ее видела.

— Когда?

Водя пальцем по его груди, я рассказала о четырех фигурах за круглым столом. Закончив, взглянула ему в глаза:

— Ты мне веришь?

Он кивнул.

— Ты говорила кому-нибудь?

— Нет… Иван поржал бы. Мария смеяться не стала бы. Но поверила бы?

Закинув руки за голову, он вытянулся, глядя на пляшущие по темному потолку тени. Наш пятачок перед камином был единственным освещенным местом в комнате. По углам расползалась тьма.

— Когда мне было лет десять, незадолго до отъезда в военное училище, нашего с Лукой друга послали в горы пасти овец. Под вечер он не вернулся, и мужчины отправились на поиски. Нашли сперва овец из разбредшейся отары, а потом и его самого — в пещере, к счастью, живого-невредимого, но насмерть перепуганного. Когда его привели домой, приятель рассказал, что уже вечером, недалеко от Хоры, сгоняя отару, увидел странного человека на дороге. Он был одет в военную форму. А когда повернулся, оказалось, что у него нет левой половины лица. А во всю правую щеку — родимое пятно. Испуганный мальчишка дал стрекоча и отсиживался в пещере, пока его не нашли. Мать ругалась, не верила ему. Переполох был большой. Уже потом, когда я приехал домой, Лукас рассказал, что одна из женщин приходила к родителям нашего друга. В начале Второй мировой из Сфакьи велась эвакуация союзников британским флотом после проигранной Битвы за Крит 61 61 Битва за Крит — воздушно-десантная операция немецких войск 20—31 мая 1941 года, направленная на уничтожение британского гарнизона на острове. Цель была достигнута. С этого времени на Крите начинается фашистская оккупация и партизанское сопротивление. . По пятам шли немецкие отряды. И многие жители Хоры прятали у себя в домах новозеландских и английских солдат. За это, когда в Хору вошли немцы, большую часть мужского населения расстреляли. В том числе мужа и двух сыновей той женщины. Она видела их палача. У него была особая примета — родимое пятно на правой щеке. И, встретив его спустя несколько дней, застрелила из мужниного ружья, снеся левую часть черепа. Труп она спрятала в кустах. А ночью на осле отвезла к берегу и, привязав к ногам камень, утопила в море. Никому прежде об этом она не рассказывала.

Потрескивали поленья.

— Помнишь, иеромонах Тимофей писал: естественное на острове переплетено со сверхестественным, — сказала я.

Он повернулся ко мне:

— И не всегда понятно, что есть что. Например, однажды в мой номер в Ханье вошли две девушки. У одной глаза были играющие. У другой — светлые.

Йоргос замолчал. Я спросила:

— И… что же?

— Та, вторая, поздоровалась. Улыбнулась. И… все.

Он улыбнулся и растрепал мои волосы:

— Я пока не знаю, к естественному это отнести или к сверхестественному.

Уснули мы на рассвете. Спать устроились у камина, кинув еще одно одеяло, а под него, для мягкости, пляжный коврик. На удивление полезная все же вещь!

Утром, выйдя из ванной, я встретила пристальный взгляд Йоргоса. Он стоял рядом с плиткой, контролируя процесс закипания кофе в турке. Света этому закутку не доставалось даже днем, на потолке трепыхались тени от газа.

— Знаешь, что самое красивое из того, что я видел? Твои губы. А когда ты возбуждена, они пунцовые. На белой коже… горят.

— Как сейчас? — тихо спросила я, закалывая пряди на затылке.

В один шаг он пересек расстояние между нами, провел пальцами по щеке, но я мягко отстранилась. Принесла из комнаты стул, поставив в узкое пространство между плиткой и дверью душа. Не совсем верно истолковав мои маневры, Йоргос потянул меня к себе, но я снова чуть отвела плечи. Он недоуменно посмотрел и засунул руки в карманы. Глядя ему в глаза, обвила одной рукой его поясницу. После душа он был в одних джинсах и на спине в ложбинке скопились капли. Помедлив, все еще не понимая, он осторожно обнял меня так же одной рукой. То ли детский, то ли иезуитский восторг начал забирать меня от вовлеченности в ситуацию «я знаю — ты нет». Не знаешь, что я собираюсь сделать. С тобой. Дала себе еще пару секунд поплавиться в этом самодовольном чувстве. И, не отрывая от него взгляда, расстегнула ширинку. Прижалась к мгновенно подобравшемуся телу и спустила джинсы долой. Он коротко вздохнул, проглотил комок в горле и плотно сжал губы. Но не шевелился. Чертовски заводила эта его готовность принимать мои действия! Осознала, что стою, уставившись в его зрачки, и дышу полураскрытыми пересохшими губами. Чувство власти над другим человеком возбуждает, не врут писатели.