Елена Касаткина - Чужими руками

— Скажите, Юлия Владимировна, — начал допрос Махоркин, — почему вы нам солгали в прошлый раз?

— Алексей Сергеевич очень просил меня сделать запись в книге о том, что 16 марта он был на приёме. В тот день у него была назначена процедура, на которую он не явился, а пришёл только на следующий день, рано утром, принёс цветы и конфеты и стал слёзно просить, чтоб я сделала запись в журнале. Я провела сеанс лечения и сделала запись. Только дату поставила ту, которую он просил. А когда пришли ваши люди и стали спрашивать, я испугалась, но решила не выдавать Алексея… Сергеевича. Побоялась, что меня накажут.

Лена со стороны наблюдала за этой привлекательной девушкой, которая была ей почти ровесница, но никакой симпатии молоденькая медсестра у неё не вызывала.

— А Алексей… Сергеевич, говорил вам для чего ему нужно, чтобы вы сделали эту запись? — не выдержала Лена и встряла в разговор.

— Нет. Сказал только, что ему это очень нужно, — девушка тряхнула чёрной, как смоль, копной волос, и что-то зловещее, как показалось Лене, промелькнуло в её лице.

— Юлечка, вас к телефону, — голос тёти Клавы, а именно так её называли все в поликлинике, звучал интригующе. Пожилая уборщица обожала всякие любовные истории, и с некоторых пор считала себя обязанной заботиться о судьбе молодой одинокой медсестры. — Это он!

Просунув голову в дверь, тётя Клава заговорщицки подмигнула девушке. Кто этот он, старушка не знала, но фантазия рисовала ей образ молодого, красивого и, возможно, богатого бизнесмена. При каждом удобном случае она пыталась выведать у Юли подробности недавно возникшего романа, но та только отшучивалась.

— Спасибо, тётя Клава, — девушка взглянула на приборы, оставлять пациентов по инструкции было нельзя, но кабинет физио процедур находился недалеко от регистратуры, и она решила рискнуть.

— Алло, Снежина слушает, — деловито-строго проговорила медсестра и недовольно посмотрела на любопытную администраторшу, которая делала вид, что наводит порядок на столе.

В трубке, что-то булькнуло, а затем раздался приглушённый голос Алексея:

— Нам надо встретиться. Срочно. Я больше не могу.

По его интонации Юля поняла, что разговор будет серьёзным. Прикинув в уме, сколько ей нужно времени, чтобы закончить процедуры, она коротко ответила:

— Хорошо. Давай через полчаса на нашем месте.

Алексей стоял у самой кромки воды. Голова его была опущена, как будто он что-то высматривал на дне реки. «Неужели утопиться хочет?» — равнодушно подумала Юля и подошла ближе.

— Что случилось? Ты себя плохо чувствуешь? — заботливо произнесла девушка.

Алексей вздрогнул и обернулся. Тёмные круги под глазами свидетельствовали о несколько проведённых без сна ночей. Весь вид мужчины демонстрировал подавленность.

— Я решил во всём сознаться, — без всяких предисловий устало проговорил Приходько. — Не могу больше с этим жить. Ни есть, ни спать не могу. Игоря из-за меня посадили. Я его подставил.

Засунув руку в карман, Алексей вытащил оттуда сложенный вдвое листок.

— Вот, — он протянул бумагу Юле.

На тетрадном листке было написано признание в убийстве. Девушка аккуратно сложила листок и всунула его снова в карман пиджака, после чего спокойно произнесла.

— Я понимаю, тебе трудно приходится, но принимать решение сгоряча нельзя. Ты сейчас в стрессовом состоянии и можешь наделать кучу ошибок. Тебе сначала надо прийти в себя, — девушка раскрыла сумку и извлекла из неё коробочку с таблетками, которую она купила по пути в аптеке.

— Вот возьми. Это поможет тебе успокоиться, — она высыпала из пузырька с лекарством пригоршню коричневых капсул и протянула их Алексею.

Желатиновые капсулы от контакта со слюной становились скользкими и легко проглатывались без воды.

— Давай ещё. В твоём состоянии нужна двойная доза, они лёгонькие, но эффективные. Я сама их часто принимаю.

Девушка высыпала остатки таблеток в ладонь Алексею и мило улыбнулась.

Желатин быстро растворился в желудке и уже через несколько минут Алексей стал судорожно хватать ртом воздух. А ещё через минуту тело мужчины рухнуло на бетонные плиты набережной, где его, полчаса спустя и обнаружила, ищущая уединения, влюблённая парочка.

— Что скажите? — задал помощнице вопрос Махоркин, как только дверь за Юлей Снежиной закрылась. — Не хотите блеснуть своей проницательностью?

— Не нравится она мне, — пропустила насмешку мимо ушей Лена. — Фальшивая и такая же холодная, как и её фамилия.

— Честно говоря, несмотря на всю её миловидность, она мне тоже не понравилась. Но никаких оснований подозревать её в чём-либо, кроме липовой записи в журнале посещений у нас нет. Дело надо закрывать.

— Однажды мы уже его пытались закрыть, как вы помните. Вот чует моё сердце, в этом деле рано ставить точку. Есть во всей этой истории какой-то подтекст, второе дно.

Махоркин и сам это чувствовал. И потому в сотый раз достал из дела листок с признанием и перечитал.

— Не могу отделаться от ощущения, что он хотел отвести от кого-то подозрение. Уж очень он навязчиво указывает на себя в каждой строчке. Но теперь уж мы вряд ли узнаем, что на самом деле думал Алексей Приходько в тот момент.

Махоркин вложил листок в папку и неожиданно для себя произнёс:

— Ла верите кельке па пре де.

— Собирай свои вещи и вон из этого дома. Ты здесь никто, — Лиза смотрела на разъярённое лицо Ивана Константиновича и не могла в это поверить. Всегда такой тихий и интеллигентный свёкор, брызгал слюной и тыкал пальцем на дверь. — Ишь, прижилась.

Глотая слёзы, девушка стала молча собирать свои вещи. К такому повороту событий она была не готова.

Иван Константинович вышел из комнаты невестки, и направился в спальню дочери. Маленький Пашка, сидя на полу, складывал яркие детали конструктора Лего в замысловатое строение. Инна стояла у окна и любовалась сынишкой, который всё больше становился похож на своего отца.

Вошедший без стука Иван Константинович, не обращая внимания на ребёнка, приблизился к дочери и скрипучим голосом потребовал:

— Убирайся в Москву, чтоб я тебя больше здесь не видел. Привела в дом убийцу. Забирай своего выродка, чтоб ноги вашей в этом доме больше не было.

Потрясённая Инна растеряно переводила взгляд с отца на ребёнка и не знала, что ответить.

— Ты меня поняла? Сегодня же, чтобы духу твоего не было, — Иван Петрович развернулся и вышел за дверь.

Долго сдерживаемые слёзы вдруг хлынули градом из глаз женщины. Напуганный криком дедушки, Пашка прижался к ногам матери, уткнув носик в подол её юбки, и тоже расплакался.

Лена проснулась, как всегда, в восемь. Выходной день тем и хорош, что позволяет нежиться в постели сколь угодно долго, но пряный запах корицы, просочившийся сквозь дверь, не оставлял для этого никаких шансов. Накинув лёгкий сиреневый халатик, который Лена на французский манер называла — пеньюаром, девушка отправилась в ванную комнату. Проходя мимо кухни, она услышала призывный голос отца: