Елена Касаткина - Чужими руками

— Это просто ужас! Не представляю, как вы это пережили. Теперь вам, наверное, очень одиноко в этом вашем огромном доме, — девушка остановилась и взяла мужчину за руку, — Иван Константинович, если бы я могла хоть чем-то вам помочь. Но что я могу предложить кроме поддержки. Мне хочется быть с вами рядом, если не всегда, то хотя бы этим вечером. Оставайтесь у меня…

Голова Сафронова закружилась, он прижал девушку к себе и стал целовать её лицо, потом шею и уже не мог остановиться.

— Не здесь, Иван Константинович, пойдёмте.

Сафронов проснулся от прикосновения руки Юли. Она нежно гладила его по голове. Это напомнило ему детство, и он на секунду зажмурился, чтобы вновь окунуться в то состояние.

— Мне кажется, я никогда ещё не был так счастлив, — Иван Константинович перехватил руку девушки и стал целовать её ладошку. — Можно я останусь у тебя навсегда?

— Я бы с радостью, да правила общежития не позволяют, — улыбнулась Юля. — Вставай, мне пора на работу.

— А как же я? Что я буду делать без тебя?

— Поедешь домой.

— Я не хочу. Зачем мне этот дом, если там нет тебя? — лицо Сафронова выражало смесь недовольства и обиды. Состояния счастья, которое переполняло его ещё минуту назад, вдруг улетучилось.

— Но там живёт твоя дочь и невестка. Они не дадут тебе скучать, — усмехнулась Юля, — рано или поздно они приведут туда мужчин для себя, так что вряд ли дом будет пустовать длительное время.

Такая мысль не приходила в голову Сафронову, и он возмущённо воскликнул:

— Мужчин? Для себя? Ну нет. Хватит. Дочь уже один раз привела в дом убийцу. Больше я ей не позволю этого сделать.

— А невестка? Ей ты не сможешь запретить, она ведь чужой человек и не обязана подчиняться твоим требованиям.

— Вот именно, чужой человек. Что она, вообще, делает в моём доме? — Сафронов распалялся всё больше. — Сегодня же выгоню её.

Юля взяла с тумбочки маленькое зеркальце и, глядя в него, стала расчёсывать свои длинные локоны. Любуясь глянцевым блеском её волос, Иван Константинович успокоился и молящим голосом произнёс:

— А ты не хочешь переехать в Егорьево… ко мне?

— Но твоя дочь, она же не примет меня, — холодно произнесла Снежина.

— У дочери есть квартира, переберётся туда.

— Ну не знаю… может быть… я не думала над этим, — растягивала слова Юля.

— А ты подумай. Нам будет там хорошо.

— Ну ладно. Ты сначала реши вопросы со своими женщинами, а там видно будет.

Вечером того же дня Иван Сафронов выгнал из дома и невестку, и дочь с внуком. На следующий день он уже нетерпеливо поджидал Снежину после работы перед входом в поликлинику. Юля, в нежно-розовом платье была невероятно хороша, и мужчина на миг потерял дар речи.

— Юлечка, ты прекрасна, — наконец, выдавил он. — Поехали ко мне, дом пуст, он весь в твоём полном распоряжении.

«Наконец-то свершилось!» — Юля с трудом сдерживала свой восторг.

— Но мне завтра на работу.

— К чёрту работу. Зачем тебе работать. Собирай вещи и переезжай ко мне. Я тебя всем обеспечу. Будешь жить, как королева.

— Я всегда об этом мечтала, — не удержалась девушка и быстро добавила, — быть кому-то нужной.

Быть нужной Юля не мечтала. И сам Иван Константинович ей был не нужен. Со временем его ждала та же участь, что и Алексея Приходько. Но на это требовалось время. Сначала надо было оформить брак или просто склонить старика к тому, чтобы он завещал ей дом. Снежина ещё не определилась, какой из вариантов лучше. Пока что она наслаждалась жизнью в загородном доме. Два дня, проведённые в особняке, были сказкой, и уезжать из него не хотелось.

На работу она не вернётся, а вот вещи из общежития надо бы забрать. «Да, ладно, успеется ещё», — отмахнула мысль Юля, — «да и что там забирать».

Юля закончила свой рассказ и замолчала. Махоркин смотрел на её лицо, силясь угадать, какие чувства наполняют в эту минуту девушку.

— Вы хотя бы жалеете о том, что сделали? — раздался голос Рязанцевой.

— Жалею? — Снежина усмехнулась, и её лицо вновь превратилось в мордочку летучей мышки. — Я жалею только об одном, что не уничтожила этот чёртов дневник.

На суде Юлия Снежина отреклась от своих показаний и заявила, что на неё было оказано давление. Несмотря на это, суд вынес ей обвинительный приговор и присудил двенадцать лет лишения свободы.

— Ну что, Елена? Дело можно считать закрытым. Должен признать, вы проявили себя в нём, как настоящий сыщик, — Махоркин улыбался, глядя на серьёзное лицо помощницы. — Вы способная ученица и в будущем, я надеюсь, станете неплохим следователем.

Каждый раз, когда преступление было раскрыто, а преступник оказывался за решёткой, Махоркина охватывало чувство удовлетворения, граничащее с ощущением счастья.

— Надо бы это дело отметить. Я приглашаю вас в ресторан.

Лена не отрываясь смотрела в окно и, похоже, совсем не разделяла радости начальника:

— Нет. Не хочу. Что тут праздновать. Столько людей погибло. Ради чего? — Девушка замолчала. — А знаете что? Давайте лучше просто погуляем по городу. Что-то душно мне от всего этого, хочется глотнуть свежего воздуха.

Они шли вдвоём по набережной реки Яузы. Мужчина и женщина. Оба молчали. Тёплый августовский вечер дарил ощущение покоя и умиротворения. В это время отпусков автомобилей в городе было меньше, чем обычно, и тишину пронзал лишь стук каблучков ярко-лимонных туфелек девушки. Обычно мутно-серая река сегодня была прозрачной и синей. Лёгкий ветерок трепал водную гладь, создавая на её поверхности чуть заметную рябь. Заходящее солнце украсило полотно реки стразами искрящихся бликов.

Наконец, они подошли к ведущим вниз бетонным ступенькам набережной, которые словно приглашали их спуститься к реке.

— А ведь это то самое место, где был найден труп Алексея Приходько.

Девушка остановилась. Мужчина внимательно посмотрел на неё и произнёс:

— Я думал, что ничто на свете не сможет вызвать у вас грусть. Видимо, я ошибался.

— Никак не могу прийти в себя. В голове не укладывается, как такая юная, красивая и совсем неглупая женщина могла настолько хладнокровно день за днём реализовывать свой страшный план по уничтожению целой семьи, легко играя человеческими судьбами и жизнями. Не пойму, как ей удалось так просто подчинить влюблённых в неё мужчин своей воле?

— «В раба мужчину превращает красота…», — пропел Махоркин знакомую строчку из мюзикла «Нотр дам де Пари» в надежде хоть как-то поднять настроение своей спутнице. — А вы думали, что коварной может быть только страшная и глупая старуха? Вы даже не представляете, как обманчива внешность. Зло любит маски, и за красивым лицом порой скрывается столько всего, что жутко становится.

— Но где и когда это зарождается? Где корни этого зла? То, что она с рождения росла в тяжёлых условиях, нисколько её не оправдывает. Скорее наоборот.