Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

16 декабря 2004 г.

«Что делать?» – это вопрос не только рефлексирующих интеллектуалов прошлых веков. Такая задачка регулярно встает перед всеми народами мира вне зависимости от образовательного ценза. И особенно часто – перед ментами Армении с их скромным кадровым и финансовым ресурсом и необъятными амбициями в области искоренения настоящей преступности. Но Шварц уже знал, что ему надо делать, и позвонил в соседний корпус, где в почетном кресле прокурора Центрального района восседал его однокурсник и сосед по улице Гор Голкарян.

– Привет, Гор! Ты чем занят? – спросил Шварц.

– Да вот, домой на перерыв собираюсь, Армен джан. Жену побаловать присутствием обещал. Поедешь со мной? – радушно предложил Голкарян.

– Давай, – соврал Шварц. – Только сперва на моей машине в одно место заедем, ладно?

– Ладно. Так я спускаюсь?

– Ага, – обрадовался Шварц и взялся за локоны Сирушик.

Вот в таком странном составе – Шварц за рулем своего жигулёнка, и на заднем сиденье прокурор с крепко схваченными прядями малолет ки в руках – они и направились к дому гаденыша Сашика.

Когда подъехали к искомой хрущевке в окраинном Норкском массиве, Голкарян остался в машине сторожить склонную к обморокам девицу. А Шварц ринулся по ступенькам вверх. Позвонив дважды в дверь гаденыша, он услышал осторожное «кто там?» и наобум ответил: «Отец Армена», рассчитывая, что хоть один его тезка среди друзей мальчишки найдется. Так оно и было. Сашик через цепочку приоткрыл дверь, Шварц бухнул в нее ногой, цепочка соскочила вместе с монтажными шурупами, а дверь припечатала гаденыша, как кузнечный пресс, к стене коридора. Ворвавшись в комнату, Шварц увидел разложенные на журнальном столике и готовые к пересчету доллары и рашэн мани запасливого деда.

Конечно, если бы прокурор не кликнул по мобильнику своего родственника-полицейского из ближайшего участка, не оставил на его попечение локоны чувствительной девицы, а сам не взбежал в нехороших предчувствиях в квартиру Сашика, был бы Шварцу форменный каюк теперь уже от мамаши подозреваемого. Но все окончилось благополучно. Точнее – почти закончилось, так как нужно было еще найти и приобщить к делу вещдок в виде ножа, выброшенного семнадцатилетним преступником.

Схватив в охапку гаденыша и присовокупив к компании на заднем сиденье еще и дополнительного постового, Шварц с прокурором уселись на передних сиденьях жигулёнка и погнали машину к «Поплавку».

Нельзя сказать, что все ереванские преступления происходят в этом кафе. Но если уж происходят, то обязательно имеют к «Поплавку» хоть какое-то отношение. Или невинная ссора, переросшая в дальнейшем в убийство, затевалась именно здесь. Или детали преступной сделки оговаривались в «Поплавке» за порцией размороженного суши. Или кого-то убили, скажем, в Питере, и уж тогда он – обязательный завсегдатай или даже совладелец этого популярного заведения с хорошей джазовой музыкой и безобразной кухней.

Именно в мусорную урну возле «Поплавка», всего в двух сотнях метров от профессорской квартиры, спустил свой окровавленный нож гадёныш Сашик, в чем и признался, зажатый на заднем сиденье машины между постовым, Сирушик и полицейским родственником прокурора. Вопрос перед Шварцем и Голкаряном стоял технически простой, но морально трудновыполнимый: оба были жителями соседних домов, и быть застигнутыми проходящими мимо соседями или знакомыми в момент перелопачивания мусора, оплоту общественного порядка не улыбалось. Тогда Шварц изо всех сил пнул чугунную урну ногой, урна опрокинулась, и из нее среди прочего хлама звякнул об асфальт криминальный нож.

– Что б сдох твой хозяин, похороню я тебя!

– послышались знакомые уже нам ругательства, и на Шварца с метлой наперевес засеменила старенькая дворничиха. Но выработанная в детстве сноровка не подвела: он быстренько оприходовал нож в полиэтиленовый пакет, сел за руль жигулька и скрипнув тормозами, дал дёру, не забыв послать бабульке прощальный воздушный поцелуй:

– Извини, бабуль джан!

2003 г., лето

Давид был хорошим пастухом. Он был пастухом Бог его знает в каком поколении – может быть, тысячном. Потому что и отец его, и дед, и дед деда, и дед деда его деда были пастухами. Просто пастушествовали они в совсем другой части армянской земли, гораздо западнее, в горном крае Сасуне, населенном чокнутыми на безграничной смелости своенравными ребятами, воспетыми ещё в древнем армянском эпосе «Давид из Сасуна».

Сасунцев не нужно было учить пастушествовать или воевать, охраняя родную землю, – этим они занимались сызмальства и других примеров практически не видели. А кто вековечно является помощником пастуха, его собеседником, защитником и любимым дитятей? Конечно, пастушья собака, которую армяне не просто приручили в незапамятные времена, но и, искусно скрещивая с волками и шакалами, вывели свой особый вид – армянского гампра, который получил в дальнейшем распространение по всей Азии и Европе в различных ипостасях овчарки.

Об этом свидетельствуют наскальные рисунки, обнаруженные на окаймляющих озеро Севан Гегамских горах и всех фрагментах Зангезурского хребта, сохранившиеся многочисленные предания и литературные источники. Из них нам известно, что для скрещивания древние армяне огораживали ущелье с обеих сторон, превращая его в просторную недоступную котловину, и запускали туда пойманного волка. Туда же подбрасывали отловленных куропаток, зайцев и прочую мелкую живность, чтобы волк мог охотиться на них практически в естественных условиях и не растерял охотничьих навыков и других природных качеств. Потом к волку-самцу подбрасывали крупную суку овчарки, а полученный помет отбирали и отдавали на молочное скармливание волчице. И наоборот: щенят, полученных скрещиванием волчицы и кобеля овчарки, откармливала овчарка.

Но раз в три-четыре поколения следовало добавить и шакальей крови, так как всем хороши умные и выносливые волки, но чего-чего, а способностей служить хозяину и подчиняться ему у них – ноль. Сызмальства подружившийся с человеком волчонок, становясь совершеннолетним, если и включает его в волчью иерархию, то на правах подчиненного. В лучшем случае – приятеля. И только презираемые нами шакалы придали собакам всех пород те симпатичные детские качества зависимости, за которые человечество любило их и будет любить.

Полученный приплод вырастал в высоких широкогрудых красавцев-силачей с пушистой белой шерстью, мохнатым хвостом, коротким носом, толстыми губами и крупными глазами. Уши им обрезали почти под корешок как наиболее уязвимое место в драках с хищниками. Зато при охоте на медведей и волков охотник надевал на своего четвероногого ассистента доспехи из стальных шипов, украшавших грудь и плечи гампра. Именно ими этот неустрашимый косматый воин вспарывал грудь разъяренным медведям и голодным волкам. Но больше всего его подвигала на героизм угроза, нависшая над хозяином. Словом, более преданную, сильную и умную собаку, чем гампр, было не сыскать.