Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

Кто сказал, что личные симпатии не играют роли при объективных расследованиях ментов? Играют. Еще как играют! Вот увидишь такую девочку и понимаешь: чистая не только в твоём расследовании, но и во вслм. И такая не соврет.

«Интересно, сохранятся такие девочки в ближайшие десять лет, когда придет пора женить сыновей? Вряд ли: уж наше телевидение постарается вывести их окончательно из моды… Одних поблядушек демонстрируют, сукины обезьяны», – распереживался мысленно Шварц и спросил:

– Семейное положение?

– Я не замужем, – просто ответила Назели, и Шварц сощурился:

– Что же ты, такая симпатичная, магистр международных отношений – и не замужем?

– А мы невезучие на мужей, – улыбнулась Назели, – у нас по женской линии или вовсе не выходят замуж, или мужья погибают. В лучшем случае разводятся, – пожала она плечиками.

– Что так? – удивился Шварц.

– А над нами проклятие Аксан висит, – обреченно улыбнулась она.

– Что за Аксан? – спросил Шварц, отложил ручку и взялся за сигарету.

– У нас есть такое семейное предание. Еще до Первой мировой мамина прабабушка жила в Сю-нике, в селе. Туда приехал жениться из Петербурга сын местного князя. Он как раз окончил университет и собирался прочно осесть в Питере. Но родители поставили условие: или возвращайся навсегда, или женись на девушке из наших краев, а уж потом обоснуйся в Питере. Хоть будем знать, что за тобой и нашими будущими внуками будет хороший уход. И Аракел, княжеский сын, согласился. Родители стали прочить ему в жены Аксан, дочку местного богатого купца. Но просто так идти к купцу на смотрины Аракел отказался: что за непетербургская дикость? И родители договорились, что Аксан придет в назначенное время к роднику, а уж он там будет заранее, поразглядывает. Так пока Аксан умывалась-наряжалась, по воду к роднику пришла ни о чем не знавшая моя прапрабабушка. Звали её Ануш, и была она красавицей. И Аракел влюбился в Ануш с первого взгляда, думая, что облюбовал купеческую дочку. Родители передали радостную весть купцу, тот подготовил пиршество, пригласил свою родню, всю семью князя. Когда княжеская сторона пришла домой к будущим сватам, там уже собралось человек сорок купеческой родни. На столах – индейки, фаршированные кизилом, поросята, набитые плавом с орехами, ягнята, тушенные с овощами, вино, водка кизиловая, водка тутовая – ну все готово к торжеству помолвки. Князь доволен, купец от счастья деньги раздает висящим на заборе пацанятам, и Аракел ждет, когда же выйдет его красавица. Но тут в залу вплывает Аксан, а петербуржец – никакой реакции. Все оглядывается – где же его девушка с кувшином? А когда ему указали на настоящую купеческую дочь, взбалмошный петербуржец возмутился: «вы мне совсем другую показывали, вот на той и женюсь!» А на этой жениться наотрез отказался… Аксан не стала унижаться, ни слезинки не проронила, ушла и аккуратно прикрыла дверь. А в зале – шум! Оба родителя наседают на Аракела, а тот – ни в какую! Слово за слово, и в маленьком городке сразу выяснилось, кто же на самом деле запал ему в душу. Затаившись в своей комнате, пока князь объяснялся с отцом и тот уверял, что не будет держать зла, Аксан молча пускала злые слезы. Но после, говорят, прокляла мою прапрабабушку Ануш, чтобы не было ей и её потомкам по женской линии счастья в семи коленах. И продолжала проклинать и в день свадьбы Аракела с красавицей Ануш, и в день их отъезда в Петербург. Когда через три года началась Первая мировая, Аракел записался в Питере в армянский добровольческий корпус, а Ануш с двумя детишками отослал к родителям – в Сюник. Всего через три месяца Аракел погиб на турецком фронте, и Ануш осталась вдовой в неполных двадцать лет. Когда она через пять лет вновь вышла замуж, и второй муж погиб, обороняя Сюник под командованием Нжде. Сюник они спасли, но то проклятие не могло быть недейственным: все-таки, Аксан – это Святое Око…

– Лав э [112] Да ладно тебе (арм.) , – усмехнулся Шварц, – и из-за какой-то купеческой дочки все дочки-внучки вашей прапрабабушки несчастные?

– Да, – пожала плечами Назели, – как что, наши так и говорят: «Это дурной глаз Аксан». И когда тетя Ануш умерла, помню, так говорили. Мы с Каринкой маленькие были, но помню. И когда Каринэ пропала, говорили то же самое. Дядя Арам её ведь искал, со мной поэтому познакомился: я-то родилась после их развода с тетей Ануш.

– Так Каринэ Полуботко – дочь Лусиняна? – в лоб спросил Шварц, следя за лицом девушки.

– Наши при мне об этом не говорят, но я давно догадывалась: уж слишком много шептались и переглядывались, как речь о них заходила. А как его увидела – вообще сомнения исчезли. Но дядя Костя такой хороший человек, такой хороший… Мы его очень любим и уважаем. Хотя Каринка – вылитый дядя Арам…

Утро 17 декабря 2004 г.

Клиника как клиника, да и больные с виду обычные доходяги, на лбу не прочтёшь, что ВИЧ-инфицированные! В палате было четыре кровати, Волод лежал поверх одеяла, поджав ноги и тихо подвывая: у-у-у-у! Не дают наркоту, суки-и-и-и! А свой внутривенный ёрш как засандалят – всё внутри горит, хоть пожарных вызывай! У-у-у-у! Нет, что со страной стало, а? Стоило Советам гробануться – и на тебе, пожалуйста: сына первого секретаря райкома в спидцентре пытать заладили! У-у-у-у-у!

Шагинян вошел в палату в сопровождении врача, тот подошел к Володу, правой рукой, что в перчатке, пощупал пульс, прищурился на бородавки на скулах, спросил:

– Ну как дела, Затыкян?

Тот ненавидяще оглянулся на доктора и продолжал:

– У-у-у-у…

– Да не дуйся ты так, мы тебе только добра хотим, скоро полегчает, – посочувствовал доктор, – вот видишь, человек к тебе пришел, поговорить хочет…

Волод моментально прекратил скулеж и уставился на Шагиняна:

– Ты кто?

– Я друг твоего друга, – многозначительно произнес Шагинян, и Волод навострил уши.

– Какого друга?

– Арамиса.

Волод сел на кровати:

– Чемпиона?

– Ну да.

– Так он… не того?..

– Да ну что ты, контузией отделался…

– Живой, что ли?

– Ну да… Хочешь, дам телефон – поговорить с ним? – и Шагинян извлек из кармана мобильник.

– Что за фигня? – лихорадочно думал Волод, – не успел устроиться в ту роскошную бомжовку с жалостливой медсестрой – так сразу перетащили сюда. Теперь вот только стал здесь осваиваться, с этим добряком доктором общий язык находить (небось понял, с кем дело имеет!), так на тебе – пожалуйста: добро пожаловать в тюрьму. Хотя нет, если всего-то легкая контузия у Арамиса, то без тюрьмы дело обойдется. Главное теперь – выпросить у него прощение, он-то парень незлобивый, сам меня защитил тогда от громил… Неужели жив? Ну и везунчик ты, Владимир Затыкян…