Линдси Эшфорд - Женщина в «Восточном экспрессе»

Макс помедлил, устраиваясь в седле поудобнее.

– И я вспомнил рассказ, который читал ребенком: однажды лесные феи пришли к семейству гусениц и попросили у них шкурки, чтобы сшить себе пальто. Гусеницы пришли в ярость – они подумали, что феи хотят их убить! Те объяснили, что совсем не то имели в виду: придет время, и гусеницам не понадобятся шкурки, потому что у них будет куда более красивая одежка.

– И что они сказали – гусеницы, в смысле?

– Не поверили. Дали феям от ворот поворот.

Агата сглотнула, в глазах защипало.

– Я когда-то верила… В Бога то есть. Но теперь… – Она прерывисто вздохнула, не в силах выразить хаос, царящий в душе.

Макс дотянулся и пожал ей руку.

– Не так-то просто сохранять веру, когда весь мир перевернулся… Главное – продолжать верить в себя.

Кэтрин наблюдала за спящим Джеймсом: одна ручка поднята к уху, кулачок открывается и закрывается, как морской анемон. Иногда малыш замирал неподвижно, и тогда она пугалась: вдруг перестал дышать? Брала зеркало, подносила к ротику и сама забывала дышать, пока гладкая поверхность не затуманивалась.

– Все нормально?

В дверях появился Леонард с чашкой чая и тарелкой тостов с маслом.

– Я подумал, ты захочешь позавтракать здесь. – Он поставил поднос на пол и присел рядом. – Хороший мальчик… Я ничего не слышал ночью, ни единого писка.

– Слава богу, он слишком мал, чтобы понимать…

Разбуженный их голосами, Джеймс открыл глазки. При виде незнакомого лица с кустистой бородой его ротик недоуменно сморщился. Кэтрин подхватила его на руки и погладила большим пальцем по щечке – этой хитрости ее научила Агата.

– Здорово ты с ним управляешься!

В голосе Леонарда не было недовольства или намека на ревность, и это придало ей смелость. Всю ночь она ворочалась, не в силах уснуть, обдумывала со всех сторон…

– Давай его оставим?

Слова вылетели, как джинн из бутылки. Во рту внезапно пересохло. Кэтрин с тревогой наблюдала за выражением лица мужа. Только сейчас она поняла, как сильно этого хочет – как никогда в жизни.

– Оставить? Его? – Леонард смотрел на нее, как на объект, появившийся из песка: озадаченно и в то же время предельно внимательно, стараясь разобраться в сути. – Но ведь он не наш…

– Теперь он ничей. Мы с Агатой заменили ему родителей.

– Кто-то ведь должен остаться… тетя, дядя, бабушка?

– Нэнси была единственным ребенком, ее родители умерли.

– А отец?

– Мы понятия не имеем, кто он; известно только, что он женат и живет в Лондоне.

– Можно попытаться отыскать – дать объявление в «Таймс», например?

– У него уже есть ребенок, Лен, – маленькая девочка. Представь, что будет с его семьей, если скандал выйдет наружу?

– Но отец имеет право знать!

– Нэнси не хотела разрушать его семью – это были ее последние слова…

Леонард нерешительно поднял руку, боясь дотронуться до малыша. Когда пальцы коснулись темного пушка, на его лице отразился благоговейный трепет.

– Славный парень. Только я… – Он запнулся, встретившись с ней взглядом. – Я не знал, что ты этого хочешь…

– Я и сама не знала…

– Если честно, в глубине души я надеялся, что когда-нибудь у меня будет ребенок и я получу шанс стать лучшим родителем, чем мой отец. Когда ты рассказала о… Я принял и смирился с тем, что это невозможно.

– Теперь возможно, – прошептала Кэтрин. – Представь, какую чудесную жизнь мы с тобой могли бы ему подарить!

Леонард осторожно снял руку с головки малыша и дотронулся до ее щеки теплыми пальцами.

– Да, могли бы…

Солнце ласково пригревало. Агата сидела на шаткой деревянной скамье на дальнем конце платформы, потягивая турецкий кофе из жестяной кружки, и с улыбкой наблюдала за стараниями начальника станции запихнуть людей и животных в и без того забитый поезд. Шляпа сдвинулась набекрень, отовсюду торчали руки, ноги, углы чемоданов – прямо арабская версия Лорела и Харди! [44] Знаменитый англо-американский комедийный дуэт.

Сквозь гофрированные стены маленькой церкви доносилась музыка. Макс уже вошел внутрь. Агата чуть было не пошла с ним, но побоялась сказать или сделать что-нибудь не так. Она даже не знала толком, разрешается ли некатоликам посещать мессу. Макс уверил ее, что Господь не интересуется такими пустяками, и все же ей было неловко. В глубине души Агата понимала, что неловкость связана скорее с ее колебаниями в вере.

Макс оказался единственным европейцем, зашедшим в церковь: большую часть прихожан составляли индийские монашки да горстка местных. Когда музыка отыграла, откуда-то появились опоздавшие: группа молодых монахинь в белых облачениях, а за ними – стайка детишек в школьной форме западного образца: на мальчиках – серые шорты, белые рубашки и галстуки в полоску, на девочках – блузки и юбки. Черты лица у них были арабские, как у детей на улицах Багдада. Одна из монахинь несла на руках малыша чуть постарше Джеймса. Макс рассказывал, что к миссии в Уре прикреплен сиротский приют – наверное, дети оттуда.

Все уже давно скрылись за дверью церкви, однако мысли об увиденном не покидали. При взгляде на ребенка в объятиях женщины, которая не могла стать ему матерью, у Агаты заболело сердце. Что же теперь будет с Джеймсом? Мысль о том, чтобы послать его в приют – здесь или в Англии, – была невыносима, но какие у них есть альтернативы?

Они с Кэтрин обещали Нэнси, что позаботятся о ребенке. Кэтрин увлечена карьерой, по полгода проводит в пустыне; сама она – в разводе, да еще и с дочерью… Никто из них не подходит на роль матери.

Агата попыталась представить, как привезет малыша домой, как отреагирует Розалинда. А вдруг дочь будет ревновать, что все внимание достается ему, пока она в школе? А газеты? Она так и видела заголовки: «ТАИНСТВЕННЫЙ РЕБЕНОК АГАТЫ КРИСТИ!» И без того нелегко было защитить Розалинду после скандала в Харрогейте. Как-то девочка выдержит намеки и пересуды в школе?

Ей представился Джеймс, лежащий в импровизированной кроватке. От его крика по ночам разрывалось сердце – а она думает только о себе, о своем благополучии.

Агата закрыла глаза. В прежней жизни, до развода, она бы помолилась; сейчас же это выглядело лицемерно. И все же слова сами собой проникли в сознание:

Господи, прошу тебя, укажи мне, что делать…

– Извините, что так долго! Надеюсь, вы не заскучали? – прервал ее размышления Макс.

Агата покачала головой, удивляясь, как быстро пролетело время. Она спросила его, как прошла служба. Макс рассмешил ее рассказом о птице, которая залетела сквозь дыру в крыше и оставила «визитную карточку» на рясе священника.

На обратном пути Агата предоставила ему вести разговор – не хотелось думать о тягостном решении, чувствовать боль каждый раз, когда перед мысленным взором представало личико малыша.