Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

– Поразительный, – поправила меня Клэр, нарушая ход моих мыслей, – все, кто видел его в роли Элизы Дулитл в «Пигмалионе» или Гамлета, понимали, что Орландо – выдающееся создание. Талант его не просто коснулся, он пропитал его насквозь.

– Элиза Дулитл? – переспросила я. – Он исполнял роль Элизы Дулитл?

– Причем подготовился меньше чем за час, – сказала Клэр. – Милли Плам, которая подрабатывает в аптеке и которая репетировала эту роль несколько месяцев, внезапно заболела. Орландо вызвался и… что ж, все, что было дальше, – это театральная история. Те из нас, кто видел его выступление, знают, что стали свидетелями выдающегося события. Мне до сих пор приходится щипать себя, дабы убедиться, что мне это не приснилось.

– Проявления гениальности часто вызывают необъяснимую дрожь у очевидцев, – заметил Доггер. – Профессор Мерлино из Мантуи опубликовал несколько заметок на эту тему, но они малоизвестны за пределами Италии.

– Орландо ведь тоже подрабатывал в аптеке? – спросила я. Не хотелось перебивать рассказ Клэр, но я внезапно вспомнила.

– Ты думаешь, он отравил Милли, чтобы получить роль? – Клэр улыбнулась. – Поскольку имя Орландо всплывало в обоих случаях, тот же самый вопрос возник, когда расследовали смерти трех пожилых леди, погибших вскоре после его эффектного выступления. Но коронер совершенно справедливо отказался даже думать об этом.

– Каноник Уайтбред, – сказала я, желая дать понять, что кое-что знаю об этой истории.

– Да, каноник Уайтбред, – отозвалась она.

Все это время Доггер стоял рядом, внимательно слушал и почти ничего не говорил.

– Об этом говорили на суде, – заметил он. – Чтобы заполучить роль и чтобы попрактиковаться в отравлении.

– Было дело, – согласилась Клэр. – Но Скотленд-Ярд привлек химика для проведения анализа, и обнаружилось, что желудочные проблемы Милли были вызваны неумеренностью в потреблении зеленых яблок: последствия свидания в саду с неподходящим человеком и с неподходящими фруктами.

– Эта история стара как мир, – сказал Доггер.

– Стара как мир, – эхом повторила Клэр.

На секунду воцарилось молчание.

– Послушайте, – неожиданно сказала она, дернув себя за воротник. – Не хотите зайти ко мне в гости на чашечку чаю? Откровенно говоря, от этого места у меня мурашки по коже.

Она ткнула большим пальцем в сторону Поппи Мандрил, жутко ухмылявшейся на афише прямо над плечом Клэр.

– Очень любезно с твоей стороны, – ответил Доггер. – Но поскольку мы здесь, мы бы хотели сначала осмотреться, не правда ли, мисс Флавия?

Я согласно кивнула, разрываясь между ними обоими, но перспектива хорошенько порыться в вещах Орландо привлекала меня больше всего.

– Извините, – сказала Клэр. – Я думаю только о себе.

– Вовсе нет, – возразил Доггер. – У меня здесь тоже мурашки. Но твоя помощь чрезвычайно важна для нас. Может быть, втроем мы справимся быстрее?

– Что мы ищем? – поинтересовалась Клэр. – Что-то, о чем я знаю?

– Письма, – ответил Доггер. – Записные книжки, телефонные номера, бутылки, книги и мусор. Все, что поможет нам проникнуть в жизнь покойного, если можно так выразиться.

Мне кажется или Доггер снова шутит?

«Он наслаждается», – внезапно поняла я. Несмотря на серьезность ситуации и наши многочисленные проблемы, старый добрый Доггер прекрасно проводит время.

Я обрадовалась.

Но в то же время меня бросило в холодный пот, ведь у меня в кармане до сих пор лежит клочок бумаги, который я добыла из кармана Орландо.

Должна ли я признаться в похищении улики и отдать ее Доггеру?

Неудивительно, что древние философы тратили уйму времени и чернил, размышляя над моральными ценностями.

Философия всегда казалась мне бессмысленной штукой, но сейчас, видимо, придется пересмотреть свое отношение.

Виновна я иль нет, вот в чем вопрос? И если да, то в чем же?

Внезапно я осознала, как плохо было бедняге Платону, и в этот самый момент приняла решение.

– Посмотрите, – я указала на черно-белую фотографию молодой Поппи Мандрил на велосипеде с рискованно задравшейся юбкой, обнажавшей щиколотку. – Здесь подпись: «Моему Пегасу от Поппи». Ручкой «Биро», которая появилась намного позднее, чем была сделана эта фотография.

– Господи, – выдохнула Клэр, стрельнув глазами в Доггера.

Пегас, насколько я припоминаю по словам Даффи, зачитывавшей нам самые рискованные пассажи из «Мифологии» Томаса Бульфина, – это крылатая лошадь, родившаяся из почвы, на которую упали капли крови из отрубленной головы Медузы.

Мы, британцы, намного опережаем другие народы, когда дело касается сочинения историй.

Тем не менее, совпадение ли это, что Поппи Мандрил дает автографы коню, в то время как миссис Палмер посвящает ему стихи?

Что ж, случались и более странные вещи. Никогда не знаешь, на что наткнешься в английской глуши.

Доггер провел лучом фонаря от стены к стене, прогоняя тени, и перед нами одна за другой появлялись афиши и фотографии, и на всех была Поппи Мандрил.

– Должно быть, она была очень знаменита, – предположила я.

– Невероятно, – подтвердила Клэр. – Она была звездой лондонской сцены. Говорили, что джентльмены пили шампанское из ее шелковой туфельки, а локоны ее волос уходили на аукционах к миллионерам.

– Но что с ней случилось? – спросила я, вспомнив пожилую сгорбленную женщину в кресле, режиссирующую любительские постановки в заштатном городке.

– Поппи совершила смертный грех, состарившись, – объяснила Клэр. – Джентльмены покинули ее ради других туфелек. Миллионеры не интересуются седыми прядями.

– Прямо как Медуза, – заметила я. – Орландо был ее крылатым конем, не так ли? На котором она рассчитывала взлететь к новым высотам?

– Флавия, – изумилась Клэр, – ты меня завораживаешь. Правда. И пугаешь.

Пытаясь выглядеть не слишком довольной, я скромно сказала:

– У меня очень умные сестры.

Для красного словца в последний момент я решила упомянуть их обеих. Капелька лести еще никому не вредила.

Поскольку больше никто ничего не сказал, я продолжила обыскивать маленький домик. Если не считать туалета, он весь представлял собой одну комнату с кроватью и книгами в одном углу и маленьким кухонным островком с примитивной плитой, чайником, чашкой и блюдцем в другом.

В оловянной коробке из-под чая хранились хлеб, молоко, сыр и половинка яблока.

Я подумала: «Интересно, Орландо умер голодным?»

Жить в хибаре у реки – какое падение после дома священника.

– Какие отношения у него были с отцом? – спросила я. – Имею в виду, у Орландо.

– На удивление хорошие, – ответила Клэр. – Каноник Уайтбред обладал достаточным знанием человеческой натуры, чтобы не перегибать палку. Он знал, что гений нельзя заключить в плен.