Инна Булгакова - Третий пир

Любопытно, что эти жертвы, эти лица казались Алеше странно знакомыми и ассоциировались почему-то с египетской «Книгой мертвых», о которой читал он сторожем в ночном Дворце; вдруг всплывала сакраментальная фраза «секрет утерян» (какой секрет? бессмертия?), а дворец на Пионерской влек за собой Орловский централ и пресловутый дедушкин парабеллум — круг ассоциаций замыкался.

Впрочем, ничего этого Алеша, поглощенный ею, не осознавал, а все глядел на нее и ждал, когда же кончится чертова круговерть, они останутся вдвоем, она не сможет отказаться от его любви, он спасет ее и узнает тайну… да есть ли она вообще?.. Ладно, не надо никаких тайн, никаких слов, а только чтоб были они с ней в той комнате, солнце светило и стояла тишина… Да не видать конца, Вэлос размахнулся вовсю, и на третьем заходе (уже в третий раз обратились к нему «доктор») Алеша сообразил, что ездят они по квартирам прошлых, настоящих, а может быть и будущих, нервных пациентов.

Больные круги представляла собой столичная интеллигенция литературного уклона. Естественно, лечилась у Вэлоса публика и иного рода (те же функционеры), однако, любя классику, якшался он преимущественно с «аристократами духа». Все сегодняшние пациенты его были на подъеме своего избранного уклона, в расцвете сил, творчества и гонораров (с Алешиной полуподвальной точки зрения — богачи). Тем более что когда-то писатели свободно и добровольно выбрали деньги, а там подвалило и все остальное — известность, власть над бездумными думами современников, прелестные молодые жены и подруги — все кубики из банального набора. Игры со словом приятны и доходны — вначале было Слово! — и званые на пир помнят об этом, но они забыли, что именно слово это значило, и раскрытая книга завалена как будто грудами словесной цивилизации. Но однажды на пиру — чаша выпита уже наполовину — в момент расцвета и подъема что-то в душе дало сбой, — а ведь только наполовину выпита чаша! — душа заболела и, соответственно, плоть, краешек дна показался, живая вода вот-вот иссякнет — цивилизацию побоку! — да ведь и нас вместе с ней сметет: кому под силу остаться наедине с забытым словом? Страшно. «Ваша болезнь — иллюзия, игра воображения, — убеждал маленький подпольный доктор. — Устраните психотравмирующий фактор — и жизнь прекрасна!» А что, если психотравмирующий фактор и есть жизнь — а смерть прекрасна? Как бы там ни было, доктор спасал.

Спасатель, играющий в игру «жизнь-смерть», в своем роде монстр, конечно, но и его загадочная невеста и юный земляк возбуждали в кругах странный интерес, тем более странный, что оригинальная тройка как-то внезапно исчезала. «А Вэлос — не промах!» — мигом определяли знатоки — звери в бархатных ночах. И под этим жизнерадостным углом доктор и юноша, их взгляды, покорность и явное отвращение друг к другу становились понятны, но женщина… темно-красный сарафан, круглые плечи, пунцовые губы и синие глаза, вся золотисто-рыжая, нетерпелива и равнодушна — каково сочетаньице? Какой огонь! Какой огонь? Знатоки — по привычке смотреть на женщину под одним определенным углом — не задумывались. Между тем бес соблазна трепетал в ней и молитвы не помогали, потому что мужа возлюбила она больше Бога.

Круг первый.

— Это Полина — моя невеста. А это ее земляк Алексей.

— За невесту! — провозгласил хозяин, бутылки, шум, дым пошли по кругу, очевидно, сидели крепко.

— Жених не хочет, — донес наблюдательный собутыльник через стол.

— Я за рулем.

— В любом состоянии доктор управится с любым рулем! — загремел хозяин. — Женя, ты управишься с рулем?

— С рулем управлюсь. А для изменения траектории полета пули, например, нужна сверхчеловеческая сосредоточенность.

— Откуда ты ждешь пулю? — хозяин заинтересовался чрезвычайно.

— Из тысяча девятьсот четырнадцатого года.

— А, символическую. (Разочарование в голосе.) Непонятно, но красиво. За красоту! — поклон в сторону Поль. — Всю ночь… нет, всю жизнь будем пить за красоту! За русскую красоту — до дна!

— Все ночи, я готов, а сейчас не могу.

— Полина! — крикнул собутыльник. — Он вас недостоин!

— Недостоин! — взревели дружные голоса.

«Какие симпатичные люди!» — подумал Алеша, поднял стакан и сказал громко, в безудержном восторге глядя на нее:

— За красоту на всю жизнь — и дальше!

— «И дальше»! — восхитился хозяин. — Нашел юноша словечко, красиво! Только ведь нет этого «и дальше».

— Кажется, есть.

— Ну, я пошла, — сказала Поль.

Круг второй.

— Это Полина — моя невеста. А это ее земляк Алексей.

— Очень приятно. Левушка. — Хозяин смотрел на Поль. — Можете жить здесь или на даче в Переделкино… и две недели, и сколько угодно. Жена в Гагре. Тихо, мечтательно и радостно Ну, за рассвет в саду, за солнце, за вас!

— Я за рулем. — Вэлос оглянулся на дверь, словно поджидая кого-то. — Концентрирую энергию. Мы сейчас от Мстислава Матвеевича.

— У него не советую. Он отдыхает… и надолго. Свалил эпопею на пятьдесят два листа в «Совписе».

— Я в курсе.

— Понятно, доктор, вы и способствовали, — что-то затаенное прорвалось в голосе. — Еще один гениальный кирпич… нет, целых четыре. Скоро достроим башню и поднимемся в светленькое будущее.

— Не достроим, — констатировал Вэлос (как факт). — Разрушим. Нас хватило только на мавзолей. Правда, пока он функционирует…

— Ну, ну? — хозяин на минутку оторвался от Поль.

— Ну — так и живем.

— А не странно, что мы живем, образно говоря, смертью?

— У Бога нет мертвых, — сказала Поль неожиданно.

— Что вы говорите! — к хозяину вернулся любезный лоск. — Люблю прекрасный женский лепет. Нет мертвых — ну а дальше? Откройте тайну. (Алеша замер, она молчала.) Ну хоть слово, одно слово.

— Ну, я пошла, — сказала Поль. Круг третий.

— Это Полина — моя невеста. А это ее земляк Алексей.

— Поздравляем! — донеслось со всех сторон.

— В дом вошла невеста — и все озарилось. Золото в лазури! Одним словом, наше унылое чаепитие обретает вдруг размах, красоту и смысл. Татьяна, в шкафу в кабинете, справа.

— Я за рулем.

— Так вы остаетесь у нас?

— Это не от меня зависит.

— Доктор, — заинтересовался хозяин, — неужели хоть что-то от вас не зависит?

— Одна душа. Не беспокойтесь, не ваша. Вы в надежных руках.

— Так будем веселиться! — воскликнул хозяин, но, кажется, печально. — Мамаша, стопочки. Петруша, музыку. Господа, праздник!

— Пап, это ты написал?

— Нет, дружок, нам такого уже не написать, секрет утерян… «И Третий Рим лежит во прахе, и уж Четвертому не быть».

— На вашем веку не быть, не беспокойтесь, — вставил Вэлос загадочно, хозяин вздрогнул, а старушка спросила у Алеши ласково: